Струги на Неве. Город и его великие люди
Шрифт:
«Наказ стольнику Семёну Даниловичу Змеёву
о постройке в Смоленском уезде,
на реке Каспля судов.
Лета 7164,
февраля в 20-й день.
Государь… велел стольнику Семёну Даниловичу Змеёву ехать в Смоленск, для того что по государеву указу велено ему в Смоленском уезде на реке на Каспле делать струги; а для того стругового дела по государеву указу послано с ним с Москвы плотников, московских стрельцов, 180 человек, и для той посылки государева жалованья дано им на Москве по полтине человеку. Да им же велено дать государева жалованья в Смоленске сверх того по полтине человеку, да хлебных запасов по чети ржи или муки…
Да в Смоленске воеводам велено:
Семёну Змеёву дать для письма подъячего и для разсылки стрельцов и пушкарей и разсыльщиков и солдат, сколько человек пригоже…
Везли ему из Москвы и Нижнего Новгорода, Воронежа лес и железо, канаты и верёвки, гвозди и скобы, паклю и луб, да всё в числе великом. Одной смолы из Нижнего доставили свыше тысячи пудов! С Москвы и Дона, Новгорода и Воронежа, других земель, в коих строили суда, тайно скликал русский кораблестроитель различных мастеров. С Москвы пришло ещё полсотни лучших кузнецов. Проявив расторопность и недюжинную волю, помог новгородский губернатор князь Голицын: набрал и послал десять сотен людей для разных работ. И с середины марта заспорилось дело! Через месяц, красуясь, качались на волнах первенцы военного флота! Но сколь трудов стоила победа!
Как удалось так споро управиться? Да ведь не спесивого боярина-воеводу, коий своим самодурством всё дело загубит, с мягких перин погнал на верфь государь, а привыкшего к походам и военным невзгодам, крепкого умом Семёна Змеёва от муштры рейтар оторвал. Всех высот своим трудом достигший, ведавший, как горьки зряшные обиды, сей дворянин людей не теснил и знал, пройдя сраженья: в бою его рейтары всегда командира отобьют, ежели ранен будет и в плен потащит ворог, а коли убьют – так отомстят за него. Первым делом озаботился жильё людям устроить, едой снабдить. Рыли землянки в мёрзлой земле: делали их в виде бревенчатых срубов, два венца над землёй выступали, вдоль стен нары устраивали. В такую землянку вползти можно было токмо на карачках, и внутри в полный рост не разогнёшься. Топили по-чёрному: внутри устраивали открытый очаг, без дымохода. Лошадям и то жилось свободнее – для них рядом навесы строили, укрывали с боков еловыми лапами.
На бритого безбородого стольника поначалу косо смотрели. Но сам Змеёв тоже в землянке поселился, со всеми и у огня рядом грелся и водянистую похлёбку хлебал – со снедью было туго. И жалованье стольник выдать велел. Выходец из небогатой помещичьей семьи знал цену каждой деньге!
И ещё. Выказал он мастерам уважение: в феврале собрав на совет, под секретом царёв указ огласил, самых старых корабелов величал по отчеству. Великие умельцы из Москвы и Воронежа, с Дона, из Новгорода по очереди держали речь, спорили друг с дружкой.
В холод, объясняли они, струговы трубы распаривать нельзя, да и сами струги по весне строят, по теплу. Но надо же на шведа идти! И чесали затылки мастера, прикидывали: дескать, погода получшеет, можно начать. Но не ране средины марта! Раз им не приказный дьяк – сам великий государь доверил тако дело, а стольник его с ними на равных держится, – уж мастера расстараются. Придирчиво вызнавали у Змеёва, по каким рекам суда пойдут, большим или малым, сколь войск и грузов царёвы воеводы на них везти мыслят. Допытывались у Семёна Данилыча, как человека, воинскую науку ведающего, сколь нужно стругов, с коих стрельцам сразу на землю сбегать в бой, надо ль на них места для пищалей оставлять, а сколь для пушкарей надобно и их наряда, и ставить ли на таковых навесы, али дранки довольно будет? Спознав всё, начали счёт вести мастера, сколь труб струговых, сколь и каких досок, штевней, райн, нашивин, скоб, гвоздей кованых и всего прочего иметь им должно. На малые струги и те, что поболе, на грузовые струги и дощаники. Не забыли про паруса и стыри [14] . Уговорились: на стругах вёсла распашные иметь нать, поелику на вальковые двух стрельцов грести не посадишь.
14
Кормовые весла.
Седьмого
В конце апреля Змеёв с гордостью докладывал царю:
«Сделал я 120 судов да 80 судов обложил я по 11, по 10 и по 9 и по 8 сажень; а делал твое, великого государя, дело с большим поспешеньем, и днем, и ночью: днем лес тесали, а ночью тянули на себе по последнему пути грязью, версты за 2 и за 3 и за 5 на пристанище, где делаем тремястами человек, с марта 12 числа апреля по 16 число. Всякой человек в 29 дён вытесал и вытянул на себе и сделал по судну, а которые поплоше и недоросли, те вытесали и вытянули на себе и сделали и обложили 2 человека по судну. Люди голодни, едят мякину. Смолярам, которые было побрели врознь с голоду, давал твоё государево хлебное жалованье по мерке сухарей в день».
Строгим окриком повелел соседним воеводам помочь Змеёву государь, привезли еду на верфь, посытнее стало корабелам, работа заспорилась – и 10 июня стольник сдал посланному великим государем князю Петру Долгорукову триста судов, спущенных на спокойные воды Каспли и двести шестьдесят пять на берегу – не смоленых, ждущих окончательной отделки.
Обрадовал Змеёв и Ивана Нелидова, голову стрелецкого, к войску с артиллерией поспешающего, передал ему двадцать судов под пушки, и столько же – под пушечный запас. Ещё четыреста стругов пошли для перевозки солдат и стрельцов, и каждый вмещал по полсотни воинов.
А Ордин-Нащокин завёл ещё одну верфь – в селе Дединово, на Оке. Афанасия Лаврентьевича привлекло не только удобство места, но и росшие вокруг прекрасные дубовые рощи. К тому ж в самом селе жили искусные плотники и корабелы, которые понимали царёва посланца с полуслова. По всей Оке бегали построенные ими барки да коломенки.
Но на том не успокоился Ордин-Нащокин – недалече от Ладожского озера Лавутскую верфь организовать сумел. Дабы Потёмкину с Пушкиным суда быстро построить. А коли тех не хватит – велел государевым именем брать в аренду у торговых людей. При этом буквально разрывался на части главный корабел державы – от основной, дипломатической работы, его никто не освобождал!
При дворах европейских изумлялись новостям с Востока. Никто того не ждал, а царь Алексей Михайлович явился на войну с большим речным флотом, поспевая с войском водным путём скорее, чем рассчитывал риксмаршал Делагарди. И горькими поражениями обернулось для шведов многолетнее пренебрежительное отношение к государеву войску!
Обед
Подходы к небольшой песчаной косе примерно за версту взяли под охрану стрельцы с Ладоги. Им, сызмальства выросшим в этом краю, удавалось оставаться абсолютно невидимыми для всех, в том числе и для сержанта с его солдатами, расположившимися пикетами ближе к главным действующим лицам, вокруг которых суетились слуги в белых рубахах, перетянутых в талии красивыми поясами.
Ещё недавно успешно бившиеся с поляками царёвы стольники Пётр Иванович Потёмкин и Пётр Михайлович Пушкин, ставшие по государевой воле в этой глухомани воеводами, тайно съехались на берегу Ладожского озера, чтоб наперёд уговориться, как им дальше воевать и как друг дружке помощь подавать, если потребуется: на новгородского воеводу князя Голицына, а уже тем паче на царёва тестя, князя и боярина Илью Даниловича Милославского, в подчинении которого находились полки нового строя, надежда была слабая – тем без того на войне было чем озаботиться, а уж пока до царя весть о бедах небольших северных отрядов дойдёт… Так что воеводам оставалось одно: держать связь друг с дружкой и помогать по возможности. К тому же Пушкина назначили и Олонецким воеводой, так что он имел какие-никакие административные возможности. Опытные вояки понимали: главные и лучшие царские силы, понятно, пойдут на Дерпт, Нарву, Ригу. А им же предстояло всячески тревожить шведа, побуждать местных крестьян к исходу на Русь, ну, и не уклоняться от боя, считаясь, однако с тем, что имеют дело с лучшей в мире армией. Оба – не первой молодости, серебро в бородах проблескивает, у обоих макушки поредели – всякого в жизни повидать довелось. А теперь – на тебе: шведа побить велено.