Струна и люстра (сборник)
Шрифт:
Маленький матрос перед выходом под парусом знает, что если рулевой проверил на нем, на матросе, спасательный жилет, значит, все застегнуто и завязано, как нужно. А рулевой, командир экипажа, знает в свою очередь, что этот маленький матрос, назначенный в походе на ночную вахту, не уснет, не оставит дежурство. Ну, разве что на несколько секунд сунет голову в палатку и прошепчет ему, командиру:
— Гена, подежурь со мной немножко, а? Мне как-то это… неуютно… — И, отважившись на такую откровенность, он в свою очередь будет уверен, что его командир (может быть и чертыхнувшись в душе), вылезет из палатки и они станут обходить территорию лагеря вдвоем…
И знают ребята, что в разных трудностях, в стычках на улице, в школьных конфликтах и прочих неприятностях они могут ждать помощи от отряда. Потому что сами никогда отряд не подведут. Ни в пустяках, ни в трудном деле.
Помню случай в 1986 году. Снимали фильм «Манекен Васька». Ваську играл одиннадцатилетний Андрюшка, играл замечательно (может быть, потому, что судьба «киногероя» в чем-то перекликалась с его собственной нелегкой судьбой). Можно сказать, на нем, на Андрюшке, держался весь фильм. А время поджимало, график съемок трещал по швам (ну, совсем как у киношников-профессионалов). И вот собрались на берегу озера, чтобы снять эпизод, когда найденный на свалке маленький магазинный манекен впервые начинает осознавать себя живым мальчишкой — потому что рядом друзья… Ждем, ждем, Андрюшки же все нет. Начинаются всякие панические мысли. Может, что-то случилось по дороге? Или дед, у которого Андрюшка тогда жил, крепко рассердился на внука и запер его?..
Наконец подлетел взмыленный старенький «москвичонок». Андрюшкин дед, высунувшись из кабины, закричал сердито и жалобно, что «провалилось бы оно куда подальше это кино, из-за которого внук уже совсем помирает!»
Андрюшка полулежал на заднем сиденье, розовый от жара, с каплями на лбу, со сжатыми губами.
— Он же стоять не может, у него ангина страшенная! — чуть не плакал дед. — Я ему велю: «Лежи, не дергайся!», а он мне: «Вези на озеро, а то поеду на трамвае!»
— Ты с ума сошел! — завопили на Андрюшку несколько голосов! — Зачем ты? Ведь еле дышишь!
— Но я же обещал… А вы ждали…
Прибежали девочки с аптечкой, сунули Андрюшке градусник. Оказалось — тридцать девять с половиной.
— Домой! — сказал я деду. — С заездом в поликлинику.
Андрюшка вскинулся на сиденье.
— Нет, я буду сниматься. Иначе все сорвется…
Он понимал: мы ему доверяли и это доверие он не мог обмануть. И в этом понимании было его доверие к отряду… Запутанно излагаю, да? Но дело не в словах, а в тогдашнем ощущении, что мы не имеем права пренебречь нынешним героическим усилием Андрюшки — он как бы старался перебороть свою неласковую судьбу. И ждал от нас помощи в этом. (Черт с ним, с фильмом, но Андрюшку обмануть было нельзя.)
— Вылезай, — решил я. — Снимем крупный план, остальное сделает дублер. Тебе надо будет только взглянуть на ребят и выговорить пару слов…
Съемка заняла минуту. Андрюшка взглянул и выговорил все, как надо. И улыбнулся. Потом пошел к кустам, сел там в траву, его затошнило, беднягу, крошками недавно проглоченного аспирина. Тут же Андрюшку на полной скорости увезли.
Похожий на Андрюшку темноволосый мальчишка натянул такие же, как у него брюки и рубашку, мы сняли его то со спины, то издалека, то в гуще ребят — в общем, выкрутились. И получилось хорошо, только все это время в каждом из нас сидела тревога: а как там наш Андрей?
К счастью, через несколько дней он поднялся на ноги и скоро с удовольствием просматривал эпизод со своими крупными кадрами и с дублером. Говорил, улыбаясь чуть виновато: «Никакой замены и не видно, везде будто я…» И ничуть не гордился своим подвигом, хотя имел право…
На мой взгляд, фильм «Манекен Васька» — лучший среди сделанных на студии FIGA. И, кстати, последний, который снимали на кинопленку. Дальше началась «эпоха видео»…
Потом, лет через десять, я спросил у взрослого Андрея:
— Помнишь, как ты вынудил своего несчастного дедушку везти тебя, почти бесчувственного, на киносъемку?
Он совсем по-ребячьи сморщил нос:
— А что было делать? Обещал же…
Вот такое «обещал же…» достаточно крепко сидело (да и сейчас сидит) во многом, что касается отрядной жизни. Оно будто раз и навеки данное друг другу слово.
В прежние времена (сейчас такого обычая, кажется, уже нет) некоторых нарушителей и склонных к разгильдяйству личностей командиры отправляли на сутки или двое под домашний арест: сиди дома, обдумывай свое поведение и не высовывай на улицу носа! И в голову не приходило кого-то проверять, следить: не злоупотребил ли «грешник» доверием, не отправился ли гулять, пользуясь отсутствием всякого «караула». Лишь один раз объявился нарушитель: он сам признался на совете, что мама вынудила его пойти в магазин за покупками.
— Она сказала: «Мне на ваши законы наплевать. Если не пойдешь, совсем заберу тебя из этой вашей «Бригантины», — всхлипывая, каялся оказавшийся в безвыходном положении мальчонка. — Я говорю: «не «Бригантина», а «Каравеллы». А она: «Все равно заберу»…
Да, замороченную домашними заботами и далекую от отрядных традиций маму можно было понять. Ее сына — тоже…
— Сколько времени ты ходил в магазин? — спросила умудренная многолетним каравелловским и житейском опытом флагман отряда Иринка Чеснокова (в дальнейшем сотрудница «Пионерской правды» и «Учительской газеты»).
— Ровно час… — шмыгнул носом несчастный.
— Ну вот, иди и досиживай этот час дополнительно, — решила Иринка.
— Ладно! — возликовал «арестант».
Тогда все засмеялись.
— Лучше топай к вахтенным и помоги им вытащить мусор, — сказал кто-то из капитанов. — А то «снова вмешается мама и будет ужасная драма»…
Слово «данное раз и навсегда» во многом определяет стиль жизни сообщества.
Например, никто в отряде (кроме самых «новеньких новичков», еще незнакомых с правилами) не вздумает направлять на человека даже игрушечное оружие. («Мало ли что деревянное! Иногда и оно стреляет! А кроме того так нельзя, вот и все!»)
Никто в походе или на водной станции не пойдет купаться без разрешения. Был только один случай, еще в семидесятых годах, когда недавно принятый в отряд мальчишка во время плавания на дальнее озеро улизнул в сторонку и побултыхался у берега. Его не ругали, не прорабатывали. Только спросили:
— Ты же знал, что нельзя?
— А чё… Я маленько… Там же неглубоко…
К нему приставили на всякий случай дежурного, а вернувшись из похода, отвели к родителям:
— Извините, но отряд не может отвечать за человека, которому не доверяет. И который не доверяет нам…