Струпья
Шрифт:
– Из-за тебя мамочке пришлось от многого отказаться, – Галя подносила окурок к разбитым губам. Рукой, изуродованной порезами, тромбозами от инъекций, и ожогами от сигарет. Зажав фильтр в желтых кривых зубах, она подползла к ребенку. Замызганный халат задрался на бедре. Машинально она одернула ткань, прикрыв синяки и шрамы.
Добравшись до кровати и взяв подушку, она нависла над младенцем. Он истошно кричал, размахивая ручками. Пальчиков у малыша не было, а появился на свет он неделю назад.
– Но мамочка любит тебя, и надеется, что…
Галина прижала подушку к головке мальчика и часто задышала. Телевизор отбрасывал голубые тени на ободранные обои,
– …Что ты сможешь ее простить.
Галя навалилась на ребенка, а когда он затих, передача по телевизору кончилась. Галина снова перебралась на диван, и переключила канал. Она подумала, что возможно о содеянном пожалеет, что потом она будет плакать.
"Это дитя все равно бы не выжило. У него не было носа, и дышать он мог только через рот", подумала она. Вслух она пробормотала:
– Твой папочка бросил нас, а одна я тебя бы не потянула. Ты был больным. Может быть, что-то с тобой случилось, когда он ударил меня в живот. Я в этом не разбираюсь.
К полуночи она уснула, пуская слюни на подбородок. Клопы и тараканы ползали по ее халату, по горам консервных банок, воняющих протухшим мясом. Галя была права – ребенка она бы не смогла воспитать должным образом.
Утром она собралась на работу. Надела свитер чтобы скрыть изуродованные предплечья, кое как причесавшись – она вышла из многоэтажки и побрела к остановке. Сидя в автобусе она смотрела в окно на серый дождливый город и вспоминала прошлое. Вот она окончила школу. Вот она молодая и симпатичная пошла учиться на юриста. Вот она устроилась на работу, но потом встретила того мерзавца, который изувечил ее жизнь и саму Галю до неузнаваемости. Как он пользовался ею. Как отбирал деньги и ревновал к каждому столбу. Как приручал ее при оголенном члене расставлять ноги и терпеть адскую боль. Как он бросил ее, когда узнал о беременности – страшную, нищую, никому не нужную. И как только он ушел, Галя поняла, что любила подлеца какой-то извращенной, глупой любовью. Возможно, она боялась одиночества, или привыкла к унижениям.
Автобус высадил ее студенистое тело у рыбзавода, на несколько сотен метров вонявшим тухлыми рыбьими потрохами. В цехе она надела резиновый фартук и стала потрошить налимов. Кишки сбрасывала в корзину, а феле кидала на конвейер. Потрошила рыбу Галя машинально, не испытывая ни жалости, ни отвращения. Все чувства покинули ее несколько лет назад.
К концу смены, когда Галя задержалась в общем душе, смывая с себя запах падали. Она стояла под потоками воды и смотрела в кафельную стенку. Она не пошевелилась даже тогда, когда в помощение зашел директор рыбного завода. Он смотрел на Галю с улыбкой, в его глазах читались похоть и азарт. Ширинка директорских брюк заметно вздулась.
– Галина, почему вы еще не дома? Вы опоздаете на автобус. – сказал он, расстегнув верхнюю пуговицу рубахи.
– Пешком дойду, – ответила Галя.
Директор начал не спеша раздеваться. Сняв трусы, он прошел под поток воды, пристроился к Гале сзади, и несколько раз шевельнул бедрами, потершись о ее задницу членом. Галя не реагировала. Тогда директор чуть отошел, и направил головку члена в заросшую волосами щель. Пару минут в душе слышались влажные шлепки.
Одевшись, Галя все таки успела на последний автобус. Недавно произошедшее ее нисколько не волновало, ведь ей пользовались так каждый вечер. Если директору хотелось чего-то другого, то он валил Галю на пол, зажимал ей нос пока она не открывала рот, а потом пихал свой причиндал по самые гланды – благо у работниц завода был подавлен рвотный рефлекс, и потому директор наслаждался глотками как хотел. После этого Галя сплевывала сперму, выключала душ и шла одеваться, будто бы ничего не произошло. Ей было плевать. Подходя к своему подъезду, ее остановила какая-то старуха, и сунула в руку горшочек с кактусом. Галя машинально взяла его, желая поскорее очутиться в квартире.
Галя упала лицом на подушку и постаралась не дышать. Но животный инстинкт самосохранения заставил ее перевернуться на бок и вдохнуть затхлый запах квартиры. Она тупо уставилась на посиневшую ножку ребенка торчащую из под подушки, задумавшись о том, чтобы выкинуть трупик на помойку, где его обглотали бы бродячие собаки и бомжи. Но, вспомнив про котельную, она резко встала, замотала тело в простынь, и потащила его сжигать. Постучавшись в тяжелую железную дверь, она крикнула:
– Мне нужно избавиться от дохлой псины.
– Открыто, – послышалось из-за двери.
Она вошла в темное помещение и направилась сразу к печи. Размахнувшись, она бросила сверток в самое пекло, а голос откуда-то из темноты спросил:
– Прах нужен?
Немного поколебавшись, Галя кивнула головой.
Она пришла домой с поллитровой банкой серой пыли. Голыми руками вытащив колючий кактус, она смешала землю с останками, а потом посадила растение обратно. Вдруг, впервые за долгие годы, Галя улыбнулась. Она содрала с окна изъеденные молью занавески, поставила горшок на подоконник. Затем расковыряла ножом вену, и полила растение кровью.
– Какое славное дитя! – воскликнула Галя, закрыв руками рот, – Я обещаю, что найду тебе папу. Мой сын заслуживает того, чтобы у него был хороший папа.
Галина отыскала мусорные мешки и стала складывать в них мусор. Сотни консервных банок украденных с завода, сотни бутылок из под пива заполненных до горлышка окурками. Нашлись и засохшие презервативы, оставшиеся еще с тех времен, когда она жила с бывшим. Собирая их, Галя даже вспомнила тот момент, когда в нее кончили без резинки, а потом ей пришлось делать клизму из белизны.
Когда Галя избавилась от всего мусора и даже от своей старой одежды, она принялась мыть стены и полы. Прочь прогоняя клопов и тараканов, поглядывая на кактус – Галя понимала, что оживает, будто бы она отмывает не квартиру а саму себя. Отдирает с глаз и кожи многолетние наслоения пыли и засохшей крови.
– Я возьму большой кредит и сделаю ремонт. Я поклею желтые обои и постелю светлый ленолиум. И поставлю окна, которые будут открываться.
Кактус не отвечал, но Галя слышала голос из горшка, рассказывающий ей истории о скальпелях и искалеченных спинах.
Солнце ненавидит Анну
Даже следователи не знали, почему Анна умерла, а точнее покончила с собой. Впрочем, никого это особо не интересовало. Девушку мало кто знал, она была скрытной и не любила общаться с людьми. Парня у неё вроде тоже не было, хотя она обладала редкой красотой: большими зелёными глазами и гладкой кожей молочного цвета. Рыжие волосы она всегда держала в чистоте и заправленными за уши. Так ее и нашли – бледную, лежащую на кровати, с россыпью плавленной меди волос на подушке. Способ самоубийства – суицид путем передозировки антидепресантов – именно так напишут в протоколе. И не было записки, не было дневника, который бы пролил свет на это дело. Лишь на повторе играла группа Bauhaus с музыкального центра. Так и нашли одинокую Анну.