Студёная любовь
Шрифт:
А еще… мучило, почему хозяйка замка советовала не использовать разрыв истинности? Отговаривала всячески … Отвлекала любыми способами… Что же кроется за этими недомолвками?
— Любава, пойдем, — одернула меня Лимия. — Отдохнешь с чашечкой горячего чая из калины в прикуску с булочкой и чуточку отвлечешься от бумажных молчаливых собеседников. — Лимия, зыркнув через плечо на полки, настойчиво потянула меня в коридор. Зеленый взгляд скользнул по корешку книги на столе, горло судорожно сократилось, и она с трудом глотнула слюну.
Девушка явно что-то скрывает.
Глава 27
Синар
Я был на чужбине, в незнакомом мире, но, оглядываясь, будто чувствовал, как эти просторы близки моему сердцу. Несмотря на холод, мрачность и опасности.
А вот упущенное время не давало покоя. Почему в моем портале прошло три года, когда я возвращался в столицу? Магия притянула к Любаве по парной связи, но как знать, куда девушка изначально направилась? Почему именно сюда, в пустошь, попала?
Холодный снежный никс здесь называли зимой, за ним наступит весна — наша авита, рассвет природы после долгого сна. Если присмотреться, я вскинул голову и стеклянное покрытие теплицы раскрыло надо мной грифельно-голубое небо, словно все то же самое, что в нашем мире, только в отражении кривого зеркала. Лотта — солнце один в один, в сезон никса светит так же пронзительно и не греет.
Ночная владычица неба, луна, была изогнута и разорвана, но все равно напоминала наш маурис, что сводил оборотней с ума в своей полной красе раз в период. Есть ли перевертыши на Ялмезе, я не уточнял, но насколько слышал краем уха в мире всего четыре магии, и они подчиняются четырем стихиям. Другие таланты запрещены законом. Глубже изучать историю и политику не было времени. Оно скользило мимо тяжелым китом, угрожая раздавить. Иногда я представлял, что время — это змея, что, завернувшись кольцом, будто удавкой стягивала шею и холодила грудь.
Потому что болезнь снова вернулась. Чудо, сотворенное Любавой, помогло слугам, но не мне.
Плевать. Вернутся бы домой, чтобы упокоиться в привычной энтарской тьме. Наверное, я слишком устал от испепеляющей жажды, что затягивала глаза тьмой, стоило увидеть профиль невесты и услышать отдаленно легкий флер ландышей. Я больше не мог выдержать леденящий душу холод и неосознанно тянулся за покоем. За простой уютной тишиной без желаний и съедающей нутро тоски.
А работа… ремонт колесницы и прополка сорняков — всего лишь попытка забыться. Хотя последние дни она не помогала.
Каждое утро я выходил на улицу и, глубоко вдыхая запах бескрайних полей пустоши, слышал едва уловимую помесь сырого, гнилостного и горелого. Стылый ветер приносил эти запахи со стороны Черты. Я не менталист и не пророк, но зрело глубинное ощущение, словно это неспроста, словно мир Ялмеза умирает…
Когда я об этом спросил, Данил отмахнулся. Он последнее время совсем закрылся и в основном молчал, но его брошенное «побыстрее забирай невесту и улетай отсюда» не выходило из головы.
Но другое терзало еще больше: нужен ли я невесте? Полетит ли со мной на Энтар?
Ее «я люблю тебя», брошенное во сне, мучило и не давало покоя… Ковыряло грудь до мутной боли. Я не мог быть этим счастливчиком, потому что мы слишком мало знакомы. Такие сильные чувства не приходят с первого взгляда, а Любава делала все, чтобы меня оттолкнуть, доказывала не раз, что я не избранный, не тот, с кем она хотела бы быть…
Тьма! Какая жестокость! Но я же не виноват, что осколок выбрал именно эту девушку? Меня тянет к ней, словно мы два магнита. Не потому что болен, и теперь не выживу без прикосновений Любавы, а потому что не вижу будущего без нее.
Необъяснимо. И так глубоко, что и самому себе тяжело в этом признаться.
Зачем соблазнять, добиваться, если она принадлежит другому?
Тяпка застыла над землей, едва не срубив пышное растение. Я тряхнул головой, прогоняя корчившие душу мысли, и отставил инструмент в сторону. Даниил сегодня приболел — остался в покоях. Утром я пришел узнать, что случилось, но разноглазый выглядел отвратительно, бледный и изможденный, волосы торчком, глаза потухшие. Дракон едва переставлял ноги. Уперевшись плечом в косяк, чтобы не упасть, он сипло попросил меня присмотреть за теплицей, обязательно полить ряды салатов и редиса, им влага нужна каждый день. Если бы он увидел, что я угрожаю его зеленым питомцам, он бы меня убил одним взглядом. Хотя в таком состоянии… Что же с Даней могло случиться? Не чернота — это точно. У нее другие симптомы.
— Уж извини, я не специально, — проговорил я шутливо, будто это кривое недо-деревце что-то поймет. — Ты только папке не говори.
Уже с растениями общаюсь. Совсем сдурел. И работаю, как простец. Не скажу, что мне не нравится, но при дворе лучше об этом не рассказывать. Будут издеваться и сыпать шуточками.
Я провел пальцами над кустом, на котором порозовели некрупные вытянутые, как сливы, плоды. Листья закачались от легкого прикосновения, будто от страха. Острый запах томатов разбередил пустой желудок. На обед я не пошел, увлекся работой, а до ужина далеко, придется потерпеть. Может, съесть вон тот розовый овощ?
Даня все время пропадал в теплицах. Возводил новые, высаживал другие растения, щедро поливал их талой водой, разве что песни не пел. За последние недели томаты и огурцы так разрослись, что мы едва успевали их подвязывать и окучивать. На лице фанатичного овощевода с каждым днем появлялось все больше и больше морщин счастья и радости, но он строго настрого попросил меня не говорить Лимии об успехах его земельных трудов, мол, пусть Серебрянка, как он ее ласково называл, своими, живыми, занимается и не лезет в его огород.
Усмехнувшись, я отступил к деревянной лавке, устало присел, стер рукавом испарину со лба. С Даней работать веселее, без него тоскливо и ненужные мысли лезут в голову.
Стоило на миг прикрыть глаза, как перед взором появился худой стан, молочная кожа, нежно-розовые губы, длинные снежные волосы и метельные радужки.
Нужно действовать. Распахнув глаза, хлопнул себя по коленям. Придется рано или поздно.
Значит, вернемся домой и развяжемся с Любавой, если это возможно. Папа должен знать, как это сделать. Его же артефакт. Другого выхода я не вижу, не держать же Белянку насильно.