Студёная любовь
Шрифт:
— Любава, все собрались, — веселый голос сокурсницы взвился над плечом и погас около зеркала. — Ис-тэ Орисс будет выступать через час. Мы должны там быть.
Глория прилепилась ко мне еще на первом году обучения в академии. Толстая коротышка, крупнокостная и неумолкающая. Со стрижкой каре чуть ниже ушей и кроваво-ржавыми волосами. Ее, самую говорливую и несущую надоедливый хаос, будто нарочно выбрали с нашего потока и поселили в комнату мне в назидание за то, что нелюдима и не общительна.
Пусть, мне никто не мешал, только бы не висли на шее и не прикасались.
Прикосновения причиняют боль. И хотя от них меня защищает сильный артефакт, я все равно боялась, потому что он не всегда справлялся. Особенно последнее время. Да и сегодня я чувствовала себя иначе. В висках сильнее бился пульс, а к щекам приливала горячая кровь, а от мельтешения Глории по комнате закружилась голова.
— Иду, — скупо ответила я и, неосознанно вдохнув невыносимо-сладкий запах, что шлейфом тянулся за сокурсницей, поморщилась. Что-то не так. Раньше я не слышала запахи так сильно.
Поправила длинные узкие рукава, что расширялись от локтей, натянула белые перчатки и проверила все ли в порядке с прямой юбкой в пол. Лиф-корсет сильно подчеркивал грудь, из-за него было тяжело дышать, а зеркало отражало знакомое бледное лицо и зеркально-серебристые глаза. Радужки совсем обесцветились за последние три года, стали кристально-снежными. Коллегия учителей-магов и старших мастеров так и не нашла причину моему изменению, а я с трудом могла вспомнить, какие они у меня на самом деле: голубые, серые, зеленые?
Патроун сильно тревожился, искал ответы, но не находил их.
Позже маги махнули на меня рукой. Не помираю, и ладно. Не заражена, и прекрасно. Может, для чего и сгожусь.
Только опекун не смирился. Он продолжал искать. Да без толку.
— Люба, поторопись, — заволновалась Глория, выплясывая у двери в тесном для ее комплекции платье.
— Иди сама, если не терпится, — спрятав бретель белья под лямку платья, я укрыла плечи накидкой и сдержала легкую дрожь. Я волнуюсь? Это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Наверное, просто замерзла, пока умывалась.
Мех согревал кожу, но не спасал от внутреннего холода и прикосновений.
Застегнув голубую брошь на шее, тот самый артефакт, что подарил мне ис-тэ, снова глянула на себя в зеркало. Белый наряд делал мою кожу совсем молочной, а волосы терялись в светлых ворсинках накидки, но у нашего курса в гардеробе других цветов нет. Только белый. Снежный. Чтобы нас можно было легко найти среди остальных учащихся.
— Люб… ну идем, — снова заныла Глория.
— Я не держу.
— Мне хочется с тобой. Мы же подружки!
Слегка повернувшись, я окинула ее холодным взглядом.
— Тысячу раз говорила тебе, чтобы поискала другую. Я подстраиваться под тебя не могу. Захочу пойду, захочу — останусь. Патроун дал мне полную свободу, а тебе пора. Чего ты возле меня крутишься, если спешишь?
— Ты мне нравишься, — пышка заулыбалась, яркий румянец расцвел на ее щеках, а волосы качнулись, бесполезно пытаясь достать до плеч. — Не заискиываешь и говоришь то, что думаешь.
— А мне от тебя ни холодно, ни жарко.
— Это у тебя просто характер такой — закрытый, но я чувствую, что внутри ты хорошая, — девчонка захихикала и покрутилась около зеркала.
Что тут смешного? Не понимаю.
Не ответив, я вышла в коридор. Глория хлопнула дверью комнаты и шумно потопала следом. Чтобы не коснуться случайно ее локтем, я отступила ближе к стене и направилась к холлу.
— Чем же я хорошая? — полюбопытствовала и, краснея, прикусила губу.
От брошенной фразы и реакции меня окатило теплом. Со мной сегодня явно что-то не так. Я будто начала чувствовать и проявлять эмоции. Нужно срочно найти ректора.
— Ты уравновешенная и спокойная. — Глория, перебежав вперед и едва не упав из-за длинной белой юбки, загибала по очереди пухлые пальцы. Она вечно спотыкается — ноги короткие, как у зайчонка.
Я прошла печатным шагом по затемненному коридору и прислушалась к льющимся из большого зала звукам.
Никогда не любила музыку — она вызывала дикий резонанс в голове и груди. Иногда такой сильный, что меня начинало мутить. Но сегодня все изменилось. Переливы струн ласкали слух, притягивали, заставляли дышать глубоко.
Я потерла зудящую кисть со шрамом и сильнее натянула рукав, чтобы спрятать уродство. Почему кожа сегодня такая горячая?
Замедлившись, обернулась на комнату. Может, лучше вернуться и не выходить в толпу? Но ради Патроуна я обязана отметиться на балу и почтить Новогодье. Странная традиция отмечать край года, но сегодня она привлекала почему-то. Манила, будто было в этом празднике что-то родное. Но я же помню, что вчера меня это не привлекало. Напротив, раздражало.
— А еще умная и честная, — заключила пышка. Она что-то еще перечисляла, но я слишком увлеклась своими мыслями и не разобрала.
— Мне все равно, — хмыкнула я, сама себе не веря. — Как все равно снегу, куда падать. Хоть на крышу, хоть на лысую голову. Мне нет дела до твоего веселья и дружбы. Не теряй времени, Глория, поищи кого-то потеплее.
— Да перестань, — не унималась рыжая. Смотрела на меня, как на любимую куклу, у которой сломалась деталь. — Ты хорошая, только… словно прячешься в скорлупе. Наверное, это защита такая. А еще ты… красивая.
Уголок моих губ прыгнул вверх в подобии улыбки, хотя я знаю, что это скепсис. Сказала тоже — красивая. Как ледяная дылда может быть красивой? У Глории какие-то извращенные вкусы, не буду с ней спорить. Она и жареную кукурузу с лимоном любит есть, а мороженое из зеленых помидор запивает чаем из лепестков белой розы. Никогда не понимала такого, но мне сложно — я не чувствую разницы вкусов. Мне что клубника, что слива, что мясо с кровью — все пресно. Хотя по реакции остальных студентов можно понять, что Глория уникальная в своем роде.