Студент
Шрифт:
— Ну, цитатой это не назвать. Так, вольный пересказ. Но в целом да. А вы, с позволения спросить, далеко ли направляетесь?
Говоря это, я видел, как интерес разгорается пуще. Продвинутая городская барышня никак не ожидала таких оборотов от провинциального паренька.
— Собственно… — она слегка поводила взглядом по вечернему небу. — Просто так, пройтись по бульварам. Почти как в Париже.
— Мир посмотреть, себя показать…
— Можно и так. А что, есть встречные предложения?
— Есть.
— Например?
— Например, вот, — я махнул рукой в сторону «Аэлиты», чей стеклянный угол был отсюда виден. —
— А! — очень оживилась она. — А вы, должно быть, многократный участник деревенских свадеб?
— Приходилось, — с достоинством ответил я. — Правда, не в роли жениха.
— Так все же впереди!
— Безусловно, безусловно… Ну так, простите, мы идем или нет?
Она помедлила самую малость. Решила еще словесно покривляться:
— Вы — не знаю, а я как раз собралась в ту сторону идти.
— И прекрасно. Как минимум прогуляемся.
Пошли. Я понимал, что главное — не молчать:
— Знаете, раз уж мы с вами спутники и собеседники, позволите кое-о-чем расспросить?
— Ничего не обещаю, но попытайтесь…
Глубоко светский разговор велся на «вы», и я видел, что спутнице-собеседнице доставляет удовольствие такое манерное, хоть и ироничное общение. Я понял, что удачно нажимаю на какую-то ее душевную кнопку.
— Хорошо! Попытка номер один: предлагаю перейти на «ты». Без всяких условностей типа брудершафтов. Оставим это европейцам. А у нас свой русский этикет. Согласны? То есть согласна?
Говоря все это, я отлично отдавал себе отчет, как балдеет Лена от моих речей, какие странные замыкания вспыхивают в девичьем мозгу. Когнитивный диссонанс, как любят выражаться в двадцать первом веке. Я даже примерно читал ее мысли. Они где-то такие: какой интересный тип… его бы приодеть, подстричь… А?
— Ну, в принципе… почему бы и нет, — осторожно произнесла она. — Мы ведь немного уже знакомы?
— Совершенно справедливо. Вы… прости, ты — Елена. Допускаю, что премудрая. Что прекрасная — это обсуждению не подлежит.
Чем грубее лесть, тем лучше она действует на женщин, даже умных. Такой вот странный переулок есть у них в психике. Заворачивать в него можно, не сомневаясь ни на секунду. Я совершенно уверен, что душа моей спутницы облилась в эту секунду тем, что в сто раз слаще меда.
— А ты — Василий. Что значит — царь?
— Приблизительно.
Беседуя столь изысканным образом, мы достигли «Аэлиты».
Я как мог изящно сделал приглашающий жест:
— Итак, что решили?
Прекрасная-премудрая особа поколебалась, но любопытство взяло верх. Все-таки слишком необычный ей встретился молодой человек. Да и мороженое с какой-нибудь вкусовой добавкой — само по себе штука очень неплохая. Да еще и, судя по всему, на халяву.
— Ну, идем.
В кафе было довольно многолюдно, сдержанно-шумно, и даже негромко играла приятная неторопливая мелодия — «релаксирующая», как стали говорить много позже. Щуплые пластиковые столики на трубчатых железных ножках, в том де духе и стулья. Элегантный минимализм — стиль, к 1978 году заметно устаревший, думаю, «Аэлита» была открыта лет десять тому назад, когда освоение космоса еще было в диковинку-не в диковинку, но, по крайней мере, довольно актуальной повесткой. Отсюда и название. Ну, а к концу семидесятых…
В поздние Брежневские годы стал входить в моду стиль «ретро»: тяга к «бабушкиной» утвари. Некоторые продвинутые люди кинулись по деревням, чуланам, чердакам и даже свалкам в поисках икон, старинных буфетов, бюро, напольных канделябров, часов «Павел Буре» и многого еще в таком же духе… Иные ушлые умники на антиквариате, особенно на иконах заколачивали приличные бабки, а полулегальные и нелегальные артельщики да цеховики наловчились поставить на поток производство всяких псевдо-винтажных штучек. Это сделалось массовым поветрием, и тогдашняя власть смотрела на это не очень одобрительно, хотя в целом сквозь пальцы. Да, были публицисты-романтики социализма, возмущенные «мещанством» и «вещизмом», как они это называли; им вторили доживавшие свой век комсомольцы двадцатых годов и первых пятилеток, навсегда ушибленные Маяковским и Багрицким: «Нас водила молодость в сабельный поход, нас бросала молодость на Кронштадтский лед…» Такая публика клубилась, как правило, на страницах «Литературной газеты», которая по умолчанию считалась либеральной, ей позволялось побольше, чем официальной прессе.
Все это пробежало во мне, пока я, галантно пропустив Елену вперед, шагал вслед за ней к барной стойке. Заодно окинул мужским взглядом и саму девушку, и остался обзором доволен.
В ней не было уже девичьей угловатости, все формы ее были по-женски округлы, очаровательны, движения естественно-грациозны — такое дается от природы, тонкое, почти неуловимое. И мой опыт безошибочно говорил мне, что этот возраст — лишь рассвет сексуальности, лет через семь-восемь ее красота и шарм зрелой женщины войдут в зенит, и могут продержаться долгие годы… Похоже, в случае с Еленой Никоновой так и будет: ее аккуратность, ухоженность, импортный джинсовый костюм, легкие туфли-«мокасины» говорили о достатке и хорошем вкусе, о том, что она из культурной, обеспеченной семьи, стало быть, должна правильно понимать систему жизненных ценностей…
У стойки перед нами были в очереди бабушка с внуком, капризным засранцем, который ныл, требуя пломбир с апельсиновым джемом, тогда как бабушка твердо стояла на «шоколадном» с сиропом — разница в цене составляла копеек пять, если не семь. Бабушка была кремень, а внук уже осваивал азы практической логики: смекнув, что шоколадное с сиропом все-таки лучше, чем ничего, он в последний миг поспешил согласиться на это блюдо.
Ну, а я пока осваивался с ассортиментом, испытывая ностальгическое удовольствие. Сливочное, шоколадное, крем-брюле, пломбир — пожалуйста. Добавки: шоколадная крошка, тертые грецкие орехи, сиропы, джемы разные… и оп-па! Коньяк. Молдавский. «Белый аист». Отличная вещь, между прочим. Мороженое с ним — очень пикантная штука. Цена? Все прочее — от двадцати до тридцати копеек, а с коньяком — сорок пять-пятьдесят.
Мягкая плавная мелодия закончилась, из динамиков грянул залихватский «Boney M», впрочем, тоже негромко, но задорно, весело.
— Елена, — с шутливой торжественностью произнес я, — чем будем угощаться?
Она взглянула на меня так мягко и лукаво, что я сразу понял смысл взгляда и галантно произнес:
— Думаю, это тот случай, когда кавалеры угощают дам.
— А ты уже кавалер?
— Даже если просто сопровождающий, расчет за мной. Возражений нет?
Она пожала плечами и улыбнулась — синхронность этих движений придала ей в этот миг совершенно дивную прелесть.