Студия "Боливар"
Шрифт:
— Чего ты хочешь? — спросил я у режиссёра.
— Я хочу понять, почему некоторые люди не смиряются? — режиссёр пристально посмотрел на меня — Скажи мне, что у тебя внутри?
— Страх и надежда – ответил я.
— А откуда же тогда нежелание подчиниться?
— Видимо эта пара и рождает это нежелание — я спокойно посмотрел на режиссёра — Ты хочешь иметь власть над нами, но ты даже не знаешь, какие мы. Да, тех кто подчиниться будет много, но и тех кто не станет подчиняться тоже наберётся достаточно. Достаточно для борьбы. Для бесконечной борьбы.
Режиссёр пожал плечами.
—
Я рассмеялся.
— Не вижу ничего смешного — зло проговорил режиссёр — Вы склонны к религиозности. Заметь, в деревне живёт большинство, и только вы с Алексом не приняли новой веры. Но таких как вы будут просто убивать. Ты уже успел заметить, что они готовы на убийства?
— Успел — сказал я — Но поверь, в настоящем мире давно всё не так. В настоящем мире становится всё больше людей мыслящих, которым не заморочить мозги нелепыми байками.
— Ну уж не скажи — режиссёр довольно заулыбался — Всё как раз наоборот, Инго. Если ты думаешь, что я ничего не знаю о вашем мире, ты глубоко заблуждаешься. Ты вообще во многом заблуждаешься, Инго. И это всё оттого, что ты одиночка. Ты не умеешь контактировать с людьми, и рисуешь их в своей голове похожими на себя. Это твоя иллюзия. Люди совсем другие. Они готовы верить всему, они готовы быть рабами и принять новую веру и новую, абсолютную власть. Они уже давно нули, ждущие свою единицу, чтобы под её властью стать хоть кем-то. Вас слишком много, Инго, и потому ценность каждого давно упало до полного нуля. А поэтому я — это ваша судьба, ваша спасительная судьба. Единица к вашим никчёмным нулям.
— Чушь! — крикнул я — Ведь это нужно только для тебя. О каком спасении ты говоришь? Я не знаю, чего ты хочешь, может тебе нужна энергия, чтобы захватывать новые планеты, может тебе нужны ресурсы, я не знаю. Но люди поймут, что их используют и не станут подчиняться тебе.
— Люди? Поймут? — режиссёр хмыкнул — Им каждый день сыпят на голову тонны чуши, их каждый день используют в своих целях, и они по твоему что-то понимают? Нет. Они живут, веря в то, что всё это для них, что о них кто-то заботится, что они кому-то нужны. Они боятся узнать, что никому не нужны, ты ведь всё это понимаешь, Инго. И ты понимаешь, что всё давно предопределено. Сначала было предопределено той программой, которую мы сохранили, и по которой вы развивались, не отступая ни на шаг в сторону. А теперь, когда впереди казалось бы ничего, свобода выбора, я тебе говорю, что это всё иллюзия, Инго! Нет никакой свободы. Вы продолжаете двигаться по-инерции, и у вас снова нет возможности сделать даже одного, самого маленького шага в сторону. Это и есть судьба. Судьба — это инерция.
Я тяжело вздохнул. Всё то, что он говорил, отчасти было правдой, и мне было тяжело от этой правды. Да, мы управляемы, легко управляемы, но ведь это не столько от поголовной глупости, сколько из-за страха. Что мы можем изменить? — спрашиваем мы себя, и тут же отвечаем — Ничего. Но это всё уйдёт. Нужно только дать возможность каждому убить своего
— Но если ты так уверен — сказал я — Зачем же тебе нужно было создавать искусственный мир? Зачем так долго изучать нас?
— Не люблю тех, кто не определившись, начинает работу.
— Желаете подкурить? Желаете подкурить? Желаете подкурить?! — закрутилось в моей голове, торнадо из воспоминаний, обрывков, кусков, похожих на осколки снов. Я едва сдержался, чтобы не завыть от нахлынувшегося безумия, но для этого мне пришлось рассмеяться, рассмеяться настолько страшно, что вместе со смехом из моего горла вырвался крик.
— Ты врёшь! — закричал я — Есть что-то ещё. Что-то, что тебе недоступно, чего ты боишься. Иначе бы ты обошёлся без нас, ведь так?
— Ничего больше нет, Инго. Я просто хотел понять вас до конца, но теперь в этом уже нет необходимости. Есть единственный выход, таких как ты — убивать. Одним нулём больше, одним меньше.
— Хм, ты противоречишь себе, режиссёр. Ты отделяешь нас от других, а потом называешь нулями. Ты запутался.
— Какая разница — устало проговорил режиссёр — Через несколько минут я уничтожу тебя. Подумай хоть сейчас о самом существенном. О том, что тебя больше никогда не будет.
Его слова вонзились в меня, как тысячи иголок, о которых я уже почти позабыл. Я не ожидал, что он решит всё так просто. Но это был не страх. Я вдруг с удивлением осознал, что это был не страх. В тот миг, я подумал об Алине и Алексе. Я не мог оставить их там, потому что они мне поверили.
— Да, меня никогда больше не будет — медленно проговорил я, сжав свою волю в кулак — Но ты ведь останешься. И ты будешь думать обо мне. Как часто? Я думаю постоянно, режиссёр. Ты будешь думать о том, как ты, высшее существо, испугался человека, не найдя ничего лучше, как просто избавиться от него. И эти мысли не дадут тебе оставаться в своей иллюзии. Они будут постоянно возвращать тебя в реальность, в которой ты всего лишь жалкий трус.
Сказав это, я улыбнулся, и посмотрел в его глаза. И он отвёл взгляд.
— Ты прав, червь — сказал он через несколько секунд — Я не хочу, чтобы ты ползал в моём мозгу. Слишком много чести для такого как ты. Я не могу понять лишь одного, Инго. Ты думаешь, что ты сможешь что-то изменить?
— Нет — сказал я.
— Думаешь — он поднялся — Ты думаешь, что тебе под силу остановить инерцию. Но она неостановима, Инго. Ты продолжишь свою никчёмную жизнь, ты станешь что-то объяснять, но тебя посадят в психушку. Ты ничего не изменишь, поверь мне.
— Мы уйдём втроём — чётко произнёс я.
— Да ради бога — режиссёр махнул рукой — Вы можете уходить и доживать свои короткие жизни где угодно. Вы мне уже не интересны. Иди, Инго, иди.
Я поднялся, и глупо и зло плюнув на пол, вышел из кабинета. Дверь за спиною негромко захлопнулась, и я огляделся.
Чёрт, где эта дверь? — спросил я себя, и вспомнив откуда пришёл, бросился через холл. Подбежав к нужной двери, я резко открыл её, и поморщившись, посмотрел на белую массу. Чёрт с этими иголками, сказал я себе, всё это пройдёт, вся эта боль, вся усталость. Теперь это уже в последний раз.