Стук тыгдымского коня
Шрифт:
Лепехин крякнул и почесал затылок.
– Вроде не пил. Че тебя тогда прет-то так?
– Животное ты. Куда член, туда и ноги.
– Зато я романтик, - Сашка встал.
– А может со мной? Ты так-то мне по жизни должен за Аленку. Такие чувства обломал.
– Нет. Домой пойду. А Аленка меня бы полюбила однозначно. Не обольщайся.
1994г. Январь
На улице было холодно, поэтому Уханов, Лепехин и Аленка тусили в подъезде. Аленка была чудо, как хороша, и нравилась обоим парням, так что между ними шло незримое соперничество, кто же с ней будет встречаться. Хотя, надо честно признаться, только
Сашка, когда она отворачивалась, широко и демонстративно зевал. Впрочем, тут же делал умильное, внимательное выражение, когда ее взгляд обращался к нему. Никита абстрагировался, и просто любовался девушкой. Ее косой, невероятным изгибом бровей, нереальными глазами и сказочными губками. Наконец история про ежа закончилась, и Алена попросила рассказать чего-нибудь интересного. Приятели тут же принялись лихорадочно соображать, что же ей может быть интересно. Они честно пытались вспомнить что-нибудь связанное с ежиками, кроликами или хотя бы с безвкусным ношением аксессуаров на неподходящей жопе.
– Ну что-нибудь интересненькое, - Алена пробежала кончиками пальцев по щеке Уханова, и он внутренне обомлел.
Было просто необходимо не ударить в грязь лицом.
– Ну, гуляли мы как то вечером с Саньком, - начал он, совершенно не думая, куда заведет его повествование.
– Смотрим, две девушки идут. Ниче так. Красивые. Ну мы познакомились, и пошли вместе по дороге. А там мимо нашего кладбища. Девчонки и говорят, а слабо, мол, вам ночью зайти. Нам, конечно, не слабо. Мы и пошли вместе. Сели за столик, достали конфеты, лимонад. Ну, у нас было с собой...
Лепехин поначалу судорожно вспоминавший, когда это он гуляли с красотками по кладбищу, вдруг озарился улыбкой понимания, и в предчувствии веселья радостно потирал руки.
– Сидим такие,- продолжал Никита.
– И тут вылезает из под стола рожа страшная, и съедает мою конфету.
– Я сам офигел, - вклинился наконец и Сашка.
– Сижу . Конфеты ем, и тут харя мерзкая, противная. А девчонки как будто и не видят. Ну, и я вида не подаю.
– И тут как кто-то завоет, - продолжил Уханов.
– Смотрю, а девчонок и нет. Сидят вместо них какие-то страшные старухи, и когтями тянутся.
Дальше друзья врали вместе, беззастенчиво воруя сюжет у Гоголя и разбавляя его кадрами фильма "Восставшие мертвецы". Они наперебой рассказывали про шатающиеся кресты, летающие гробы, руки, тянущиеся из-под земли, и бегающих, рыдающих скелетиков. Заканчивалось повествование красочным описанием погони, и как они лихо и героически спаслись от разбушевавшейся нечисти. Наконец приятели иссякли.
Алена долго и напряженно молчала, спросив наконец:
– А девчонки накрашенные были?
Уханов совершенно не ожидал такого вопроса и потерялся.
– Ну, не помню. Вроде накрашенные. Санек, ты не помнишь?
– Чет не помню, - отозвался тот, тоже обескураженный.
– Девчонки, как девчонки вроде.
Девушка, помолчав еще, попросила проводить ее домой, доверительно
– Придурок, - раздался сверху напуганный Сашкин голос.
– Она сдохла.
Никита пулей влетел наверх. Девушка, не дыша, сидела на ступеньках. Глаза ее совершенно закатились, и являли собой жуткое зрелище в виде белков. Вдобавок ко всему из-под девушки вытекала тоненькая струйка, медленно подползавшая к его ногам. У ребят началась паника.
– Аленочка! Солнышко, очнись!
– тормошили они девушку, бестолково суетясь.
– По щекам ее. Искусственное надо. Расстегивай. Надо, чтоб кислород поступал. Да не хлещи так сильно по щекам. Придурок. Куда давить-то? Тут сиськи кругом?
Наконец девушка очнулась. Хватая воздух, она, к огромному облегчению ребят, медленно приходила в себя. Ее бережно подняли, застегнули и под руки проводили до квартиры. На прощание Алена разрыдалась, и назвав друзей дураками, не прощаясь ушла. Всю дорогу до дома Лепехин корил друга, обзывая самыми неласковыми эпитетами.
– Кто же знал, что она такая, - вяло оправдывался Никита.
– Ей вообще-то девятнадцать. Большенькая.
Но разбушевавшийся Сашка доводов не слушал.
– Бо-ольшенькая. Дибилоид, мля! Вот хрен нам теперь, а не сиськи, - сокрушался он.
Гл. 17
Простуженный женский голос объявил, что электропоезд задерживается.
– Скотина, - отреагировал на сообщение Уханов, сидевший на металлическом ограждении вокруг вокзала.
Высказав негодование он снова углубился в лекции, болтая ногами в воздухе. Свисток подошедшей электрички вернул парня к реальности. Сунув тетради в сумку, он спрыгнул на землю, едва не упав, успев в последний момент схватиться за заграждение. Ноги затекли и отказывались слушаться, застоявшаяся кровь, колко покалывала икры тысячами маленьких иголочек. С грустью в глазах Уханов проводил удаляющиеся вагоны. Ждать следующего прибытия транспорта совершенно не входило в его планы, и он, обретя наконец возможность ходить, резво побежал к поезду, идущему из Ташкента. Задумчивый проводник в тюбетейке с достоинством принял взятку, пропустив Никиту в вагон. Путешествие в азиатских поездах - то еще удовольствие, и до общаги Уханов добрался совершенно разомлевший. Не успел он подняться на свой этаж, как его настиг всклокоченный Фиолетовый.
– Айда скорее, - возбужденно прокричал он.
– Там к Маврику три бапсы пришли. Все три стра-а-ашные, как атомная война, и все три беременные. Говорят, что от него, а он в окно выпрыгивает. Они его за трусы держат. Быстрее. Там такое веселье.
– Че разорался, как белый медведь в жаркую погоду, - осадил его Никита.
– Не видишь? Устал человек с дороги.
– Э-эх. Не понимаешь ты, - махнул рукой Фиолетовый.
– Филимоша. Филимош, сто-ой. Че скажу.
Усмехаясь, Уханов дошел до комнаты, и увидел Кленова, обложившегося учебниками.