Стукач
Шрифт:
Загнибороду будто током шибануло от этих слов. Он резко повернулся в сторону Монаха и Барсука. Все видели, как лицо его меняется в цвете. Щеки, обветренные и загрубевшие, то заливало краской, то выбеливало яростным оттоком крови. Наконец физиономия начальника колонии приобрела нездоровый, землистый оттенок. Он вытянул перед собой руку, указывая на Барсукова и Монахова, и выдохнул еле слышно:
– В ШИЗО…
Группа солдат и сверхсрочников кинулась выполнять приказ. На двух зеков вновь градом посыпались удары.
– Через пресс-хату! – крикнул вслед Загниборода.
В тот вечер по всей колонии разлетелся слух о том, что Чифирь опущен неким Монахом и что Монах – вовсе не тихоня-«мужик», а тот еще уркаган, до поры до времени скрывавший свое истинное лицо. Иначе зачем его потащил с собой Соленый, когда решился на рывок? С чего вдруг он так осмелел при наказании Чифиря? И духу ему не занимать, коли против администрации попер. Обстановка накалилась до предела.
Оперчасть лагеря гудела растревоженным ульем, корпя над составлением плана действий в экстремальных условиях.
Личный состав батальона охраны перевели в режим повышенной боевой готовности. Офицеров и сверхсрочников – на казарменное положение.
А за пределами колонии занимал позиции в полевых палаточных городках оперативный полк внутренних войск, готовый в любую секунду войти в зону с примкнутыми штыками для выполнения особо важного задания…
Ургальские работяги потягивали махорочку и недовольно переговаривались, собравшись у входа на лесопилку. Сегодня поутру всех их взбудоражил посыльный председателя сельсовета, приказавший от имени Устимыча явиться к восьми часам в означенное место.
– Хера ли ему надо?
– А пес его разберет!
– Все неймется. Жил бы себе, как все живут.
– Говорят, лесопилку запустить думает…
– Как же! Запустит! Тут без инженера не обойтись.
– Запчасти, опять же. Где их брать?
– От житуха пошла…
Каждый стремился высказать свое мнение, поддержав таким образом всеобщее негласное пожелание: «Чтоб эта лесопилка горела синим пламенем!»
Работягам что? Стоит заводик и – пусть себе стоит. Никто план не требует. Никто на работу по утрам не гонит. Брага в избах имеется. Дичи в тайге полно. Чего еще человеку надо?
Ну наезжают к председателю из Хабаровска. Ну требуют с него осточертевшие кубометры обрезной сосновой доски. Ну партвзысканиями грозятся. Так это его беда! Ты начальство, ты и отвечай за все про все. С простого таежника взятки гладки.
– Гребёть! И ишшо с ним хтой-то… – оповестил всех первый, кто увидал появившихся на склоне сопки председателя сельсовета и незнакомца рядом с ним. Оба вышагивали бодро, торопясь на оговоренную встречу.
– Во разогнались!
– Тихо ты!..
Устимыч помахал рукой еще издали.
– Здорово, мужики! – приветствовал он, приблизившись.
– Здравкуйте, товарищ председатель, – уныло ответил один за всех.
Обменявшись рукопожатиями, все расступились, давая возможность Устимычу пройти к воротам лесопилки, чтобы отпереть замок.
Спустя некоторое время все сгруппировались в захламленном цехе.
– Хведор Устимыч! – обратился к председателю один из мужиков. – Ты хушь пообъясняй людям, пошто перетребушил ни свет ни заря. А то мы зараз повертаем в обратну.
– Я те повертаю! – не то в шутку, не то всерьез пригрозил Захаров. – Делов я не маю, штоба без интересу вас сбирать тутась, да? А ну, слухать меня!
– Да ты балакай давай!
– Пральна! Чаво грозить-тось? Говоры!
– Значица, так. – Председатель сельсовета Федор Устимыч Захаров степенно закурил и начал речь держать: – Будема, мужички, лесопилку-то запускать нонче.
– Да хтой будеть?! – послышался удивленный вопрос. – Хтой те машины дурковые знаить? Воны жа попереломаны-тить!
– Вот, ён будить! – ответил Устимыч, выталкивая перед собой Соленого. – Знакомьтеся. Куваев Платон Игнатьевич.
– А хтой ён таков? – недовольно спросил
кто-то из толпы. – Откудова будить?
– Вы меня, мужики, не спрашайте, – выставил перед собой ладонь председатель. – Платон перад вами, его и пытайте.
– А чего меня пытать? Я и сам расскажу, кто такой! – переиначив местный говор в шутливый каламбур, с улыбкой подал голос Соленый.
– Глянь-кось, смелай какой выискался-тить!..
– Видали таких!..
– Болтать все горазды, а как до дела…
Мужики были явно недовольны появлением в Ургале чужого да к тому же претендующего на роль начальника.
– Пусть свово нема! Так чужого тож не надо-тить! – летело из толпы.
Устимыч нахмурился, глубоко затягиваясь папиросным дымком. А Соленого, стоящего рядом, казалось, все эти выкрики не касались. Он преспокойно взирал на кипящую негодованием толпу и словно ждал, когда мужики выговорятся вдоволь.
– Погодь-погодь, – тихонько говорил ему председатель сельсовета. – Сейчас я их поуспокою…
– Не надо, – так же тихо отвечал ему Соленый. – Я сам.
– Ну гляди… – неуверенно произнес Захаров. – А то народец у нас зубастый. Чуть что не по нём, загрызёть…
– Подавится…
Переговариваясь таким образом с Устимычем, Соленый поглядывал по сторонам. Рядом с ним валялся на полу металлический ломик длиной чуть больше метра. Тот, кого председатель представил как Платона Куваева, нагнулся и поднял железяку. Нелегкий, мягко говоря, лом крутанулся в его руке, словно невесомая тростинка. Напряжение Соленого выдавали лишь вздувшиеся на шее вены. Взгляд его был жёсток, а движения порывисты.