«Ступайте царствовать, государь!» (Александр Первый, Россия)
Шрифт:
Внезапно Павел заметил в глубине одной подворотни очень высокую фигуру, завернутую в длинный плащ, в военной, надвинутой на лицо треугольной шляпе. Похоже было, человек ждал кого-то, однако, когда Павел и Куракин поравнялись с ним, он вышел из своего укрытия и пошел слева от Павла, не говоря ни слова.
Павел оглянулся. Странным показалось ему, что на охрану появление сего человека не произвело никакого впечатления, хотя несколько минут назад они палками отогнали прочь какого-то нищего, который спьяну вздумал просить милостыньку у императора. Куракин
Впрочем, прислушавшись к себе, Павел вдруг ощутил, что не испытывает никакого страха. Мысль о том, что странный человек может быть убийцей, не трогала его сознания. Удивительным казалось только то, что ноги неожиданного спутника, касаясь брусчатки, издавали непонятный звук, словно камень ударялся о камень. Павел изумился, и это чувство сделалось еще сильнее, когда он вдруг ощутил ледяной холод в своем левом боку, со стороны незнакомца.
Павел вздрогнул и, обратясь к Куракину, сказал:
– Судьба нам послала странного спутника.
– Какого спутника? – спросил Куракин.
– Господина, идущего у меня слева.
Куракин раскрыл глаза в изумлении и заметил, что у великого князя с левой стороны никого нет.
– Как? Ты не видишь человека между мною и домовою стеною? – удивился Павел, продолжавший слышать шаги незнакомца и видеть его шляпу, его мощную фигуру.
– Ваше высочество, вы идете возле самой стены, и физически невозможно, чтобы кто-нибудь был между вами и оною стеною, – благоразумно возразил Куракин.
Павел протянул руку влево – и точно, вместо того чтобы схватить незнакомца за плечо, ощупал камень. Но все-таки незнакомец находился тут и шел с цесаревичем шаг в шаг, и поступь его была как удары молота по тротуару.
Павел взглянул на него внимательнее прежнего. Тот как раз в то мгновение повернулся, под шляпой сверкнули глаза столь блестящие, каких он не видал никогда ни прежде, ни после. Они смотрели прямо на Павла и, чудилось, околдовывали его.
– Ах! – сказал он Куракину. – Не могу передать тебе, что я чувствую, но только во мне происходит что-то особенное.
Павел начал дрожать – не от страха, но от холода. Казалось, что кровь застывает в его жилах. Вдруг из-под плаща, закрывавшего рот таинственного спутника, раздался глухой и грустный голос:
– Павел!
– Что вам нужно? – откликнулся тот безотчетно.
– Павел! – опять произнес незнакомец, на сей раз, впрочем, как-то сочувственно, но с еще большим оттенком грусти.
Потом он остановился. Павел сделал то же.
– Павел! Бедный Павел! Бедный князь! – раздался голос.
Павел обратился к Куракину, который также остановился, удивляясь, что происходит с его высочеством.
– Слышишь? – спросил Павел взволнованно.
– Ничего, – отвечал тот, – решительно ничего.
– Кто вы? – сделав над собою усилие, спросил цесаревич, и Куракин вздрогнул, потому что ему показалось, будто Павел сошел с ума: он разговаривал с пустотой. – Кто вы и что вам нужно?
– Кто я? Бедный Павел! Не узнаешь? А ведь ты только
Произнеся столь странную речь, незнакомец в плаще снова двинулся вперед, оглядываясь на Павла все тем же проницательным взором. И как тот остановился, когда остановился его необычный спутник, так и теперь он почувствовал необходимым пойти за ним.
Дальнейший путь продолжался в молчании, столь напряженном, что и встревоженный Куракин не мог сказать ни единого слова.
Наконец впереди показалась площадь между мостом через Неву и зданием Сената. Незнакомец прямо пошел к одному, как бы заранее отмеченному, месту площади. Великий князь остановился.
– Прощай, Павел! – произнес человек в плаще. – Ты еще увидишь меня опять здесь. Помни: берегись пауков!
При этом шляпа его поднялась как бы сама собой, и глазам Павла представился орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка… его прадеда Петра Великого.
– Не может быть! – вскричал Павел, едва не теряя сознания от страха и удивления. А когда пришел в себя, никого, кроме них с Куракиным, уже не было на пустынной площади.
На этом самом месте летом будущего года императрица Екатерина Алексеевна возведет монумент, который изумит всю Европу. То будет конная статуя, представляющая царя Петра, помещенная на скале. И вовсе не Павел посоветовал матери избрать данное место, названное или, скорее, угаданное призраком. Он вообще опасался вспоминать о той ночи и не знал, как описать чувство, охватившее его, когда он впервые увидал памятник Петру. Но тот холод, который пронизал его слева, он словно бы продолжал ощущать до конца жизни. И его не оставляла уверенность, что, хоть Петр явился поговорить с ним, он сделал это не из сочувствия, не из расположения, а из некоего жалостливого презрения к своему потомку.
Павел никогда никому не верил! Даже призракам.
А слова о каких-то там пауках показались ему сплошной невнятицей. Или он только делал вид, что не понял их?
Но вот сейчас, ночью, он смотрел на свой шлафрок, брошенный около кровати на пол и усеянный, как и вся прочая одежда, эмблемами Мальтийского ордена – крестами, – и видел в них многочисленные изображения пауков, которых он сам впустил в свой дом.
Однако Павел был слишком самонадеян для того, чтобы признавать свои ошибки.
«Пауки – это не мальтийские кресты, – сказал он твердо. – Это заговорщики!»
Да, заговорщики! Император теперь точно знал о существовании заговора. Граф Пален подтвердил его догадки. Как хорошо, что Пален в курсе всего, ему можно доверять. Можно…
Глаза императора слипались. Завтра с утра надо будет решить дело с Евгением Вюртембергским. Поговорить с Екатериной, на которой Павел решил его женить, чтобы сделать наследником. А Александру место в крепости. Именно в крепости!
И Павел усмехнулся злорадно. Вот сюрпризец он преподнесет семье!