Ступень Четвертая. Часть первая
Шрифт:
— Вряд ли Евгений сильно переживает из-за смерти отца, — сказал Постников. — Они были в плохих отношениях. Покойный Воронцов господин был умный, себе на уме и клан свой держал в кулаке, Евгений же не таков. Так как, Ярослав, говорить, чтобы пропускали?
— Говори, — махнул я рукой. — Надеюсь, этот не такой упертый, как его отец.
Еще я понадеялся, что визит не затянется. В конце концов, убитому горем родственнику было чем заняться, кроме как предъявлять мне претензии.
Но Воронцов предъявлять мне претензии не стал. Признаться, я никогда бы не подумал, что Никита Львович — его отец, потому что более непохожих персонажей сложно было представить. Если покойный своими отвисшими щеками напоминал дурно
— Евгений Никитич, проходите и садитесь. Как говорится, в ногах правды нет, а вы так до сих пор и не перешли к причинам, побудившим вас ко мне приехать.
При этих словах его красивое ухоженное лицо, со слишком тонкими для мужчины чертами, искривилось в гримасе удивления.
— Разве, Ярослав Кириллович? Мне казалось, причина моего визита очевидна.
— Вам казалось, Евгений Никитич. Я навскидку могу предположить причин пять, начиная от желания отомстить мне и вызвать на дуэль и заканчивая…
Договорить я не успел. Воронцов, уже усевшийся в кресло, дернулся так, что чуть из него не выпал, и укоризненно погрозил мне пальцем.
— Шутить изволите, Ярослав Кириллович? Довольно жестоко, особенно в такой тяжелый день.
— Приношу вам свои соболезнования, Евгений Никитич, и уверяю, что у меня не было желания лишать вашего отца жизни.
— Отец был слишком несдержан в своих желаниях и слишком уверен в собственно превосходстве, — ответил Воронцов. — За что и поплатился. Уверяю вас, Ярослав Кириллович, у меня и в мыслях не было в чем-то вас обвинять. Напротив, вы поступили необычайно великодушно, и я не могу не испытывать признательности по отношению к вам.
Хмык Серого раздался в полной тишине, потому что я, честно говоря, потерял дар речи от слов Воронцова, из которых выходило, что приехал он меня благодарить. Воронцов посмотрел на нашего финансового директора с легким презрением и продолжил:
— Вы могли его убить, но предпочли пощадить. Вот он, признак воистину великого человека. Вы еще молоды, Ярослав Кириллович, но у вас великое будущее, в котором я бы хотел стать вашим другом. Мне очень хочется надеяться, что вы не затаили обиду на наш клан. Поверьте, линии моего отца мало кто у нас придерживался, и думающие люди у нас вздохнули с облегчением.
Он говорил, говорил, говорил, и через некоторое время я понял, что окончательно утратил нить в его рассуждениях. Что он хотел сказать, зачем приехал — для меня оставалось все так же загадкой. Не заверить же в вечной дружбе человека, который убил его отца?
— Ярослав Кириллович, вы приедете проститься с отцом? Проводы будут послезавтра.
— Извините, Евгений Никитич, мне это кажется неуместным. Прямо или косвенно, но я послужил причиной его смерти.
— Это так. Но мы должны показать, что трений между нашими кланами нет. Я как раз приехал, чтобы согласовать с вами ваше присутствие.
Ехать на похороны совершенно левого для меня мужика я не собирался, что и дал понять сразу.
— И все же мне кажется это неуместным. Ваши родственники могут посчитать оскорбительным для себя мое присутствие. Похороны — не место для демонстраций, уж простите, Евгений Никитич. Кроме того, вашего отца я не знал совершенно. Наше знакомство было слишком коротким и неприятным, чтобы я мог посчитать себя вправе прийти на похороны.
Воронцов не выглядел расстроенным смертью отца, но его родственники могли чувствовать совсем другое. Мне только скандала не хватало, который непременно появится в «Клановом Вестнике», столь усердно читаемом Деном. Наверняка там уже в красках описали дуэль и смерть Воронцова.
— Ваша тонкая душевная организация делает вам честь, Ярослав Кириллович, — склонил голову Воронцов. — Мне жаль, что ваши принципы не позволяют вам отринуть непонимание. Тем не менее основной целью моего визита было сказать, что клан Воронцовых не имеет претензий к клану Елисеевых.
Он столь ожидающе на меня посмотрел, что я сразу догадался, что нужно сказать, чтобы этот тип наконец убрался:
— Клан Елисеевых не имеет претензий к клану Воронцовых.
— Надеюсь на дальнейшее плодотворное сотрудничество, — Воронцов говорил это уже стоя. — Мне очень жаль, что наше знакомство произошло в таких обстоятельствах, но я все же должен отметить, что очень ему рад.
— Я тоже рад был познакомиться с вами, Евгений Никитич.
Но куда больше я был рад тому, что этот тип наконец уходит. И вэтом случае — даже искренне.
Глава 11
Когда я вывалился в реал после беседы с Дамианом, чувствовал себя круглым идиотом. Хотелось постучать по голове, чтобы убедиться, что она не пустая или что она не заросла полностью чем-то совсем не похожим на мозги. Потому что разгадка все это время была у меня под самым носом.
Полина открыла глаза, чуть затуманенные полученным объемом информации, потом подскочила как мячик и рванула к столу, на котором мы заготовили бумагу для записи. Зелье восприятия — хорошая штука для запоминания, но записать все сразу после сеанса обучения — надежнее.
Постников проследил за ней и повернулся ко мне.
— Надул он нас, Ярослав. Что-то полезное получила только Полина.
С его точки зрения, все было именно так, потому что сначала приведенный Дамианом маг создавал для меня иллюзии страниц дневника Накреха, а когда я все это запомнил, император с издевательской усмешкой сообщил, что прочитать ничего из этого нельзя без артефактного ключа. Когда я ему прямо сказал, что это надувательство и что в дальнейшем я с ним никаких договоров заключать не буду, он забеспокоился и напомнил, что обещал только рассказать про ключ, сам ключ не обещал. «Если на то пошло, то у нас он был, но это не помогло расшифровке, — добавил Дамиан, стремясь обелить в моих глазах свой облик недобросовестного партнера, — потому что при попытке его использовать не тем, кто должен, ключ взорвался вместе с магом и дневником, который собирались расшифровать». А потом он сообщил, как выглядел ключ, который взорвался, и вот тогда я вспомнил, что называется, все и почувствовал себя идиотом. Дамиану я этого не показал — незачем ему знать, насколько он мне помог, еще решит, что плату следует увеличить. Поэтому все время, что оставалось до конца обучения Полины, я простоял, неприязненно глядя на Дамиана, для чего мне даже притворяться не понадобилось. Он же заметно нервничал и успокоился, только когда все закончилось.
— Он думает, что надул, — согласился я. — Но он ошибается. Сейчас все перенесу на бумагу и поедем.
Сказал и замер, потому что понятия не имел, где находится этот ключ. Момент, когда вдова Соколова его мне передавала — прекрасно помню, сам ключ тоже стоит как живой перед глазами, а вот куда я его отвез и засунул — хоть убей, не помню. И это было подозрительно. Получается, на ключе еще ментальные чары были?
— Куда поедем? — уточнил Постников.
— За ключом, — ответил я и на всякий случай крупно написал на листе бумаги «КЛЮЧ». В деле, связанном с ментальными практиками, никакие предосторожности будут не лишними. — Точнее, его искать. И, Даниил, если я вдруг забуду, напомни мне все, что Дамиан рассказывал про ключ.