Ступени на эшафот
Шрифт:
Пролетела птица. У неё, наверное, радиомаяк и она передаёт мои координаты. Да.
Мимо проехала машина. Надо быть осторожным. Надо быть осторожным.
Прошёл трамвай. В нём киносъёмочная группа. Они снимали меня. Я видел. Я видел отблески софитов. Они снимали. Значит, меня всё же убьют.
Вон летит вертолёт. Вертолёты так медленно не летают. Это дрон. Они меня обложили. Они меня обложили, как зверя. Но надо идти. Надо идти через город. На центральной улице им будет сложнее меня убить.
Встречные люди. Они меня ведут. Они меня ведут. Надо сделать вид, что я ничего не понимаю, что я просто гуляю: «Здрасьте!» Надо сделать вид, что я просто иду.
Люди больны. Они не знают об этом. Моя книга может им помочь. Они смогут понять, кто ими правит. Но они не поверят
Люди справа. Люди слева. Для меня оставлен этот коридор, по которому я должен идти. Идти по начертанному мне пути. Идти, хочу я этого или нет.
Путь на Голгофу. Христос тоже шёл на поругание и смерть. Он знал, что будет с Ним, что ждёт Его. Он знал… и шёл.
Люди не смогут помочь. Управляя их сознанием, дьявол заставит людей меня возненавидеть. И люди возжелают моей смерти. Я вижу их безжалостные глаза, они кричат: «Достоин смерти!» И церковь мне не поможет. Я не найду там спасения. Слуги дьявола и служители церкви??? Все мне кричат: «Достоин смерти!»
Только история впишет: «И предан ты был на заклание…»
Не любовь, безумие движет мною. Дьявол незримо присутствует во всех моих делах и мыслях. Он знает, как рождаются желания, и как я принимаю решения. Указующий перст, и ты идёшь по указанному тебе пути. Хочешь ты этого или нет. Страшно тебе или нет. Я как будто не принадлежу сам себе. Я должен идти. Идти, чтобы меня признали сумасшедшим, убили, а книгу мою уничтожили как ересь и мракобесие.
Дом Кости всё ближе…
Вы можете проверить, что так оно всё и было, – герои тех событий ещё живы.
Я сжёг рукопись….
Через некоторое время я попытался её восстановить. Ведь кто-то сказал, что рукописи не горят. Но не смог. У меня не получилось. Я помню главную мысль, суть сожжённой рукописи. Человек, прочитав эту книгу, получал возможность увидеть себя со стороны, не просто как изображение в зеркале. Он увидит себя, все свои мысли, всего себя полностью. Он нагим предстанет пред собою. Он поймёт, что болен, что нет в нём ничего тайного. Это – как предтеча Страшного суда.
Человек смог бы научиться управлять своей жизнью и жить. Ведь смерть – это не выход. Сквозь поколения сбудется пророчество: гореть в огне тебе, нечестивый!
Я не знаю, что меня ждёт. Я должен постичь опыт бытия. Я должен испить свою чашу до дна.
Не каждый поймёт эту книгу. Это не каждому дано. Это написано не для каждого.
Слово.
К Аврааму было Слово. Ко Христу было Слово. К Пророкам своим Господь обращался.
И услышит Слово слышащий. И поймёт Его, кто способен понять.
Я – не Мессия и не Пророк. Но я знаю, что Он придёт и что будет Второе Слово. И услышу Его я, и не убоюсь. Ибо на Тебя, Господи, уповаю! И Вера моя не от мира сего.
2 июля 2019 г.
Бонсай
То, что я человек умный, это видно сразу. Иду я по улице и сразу видно, что идет умный человек. Я неумным даже притвориться не могу, все это так умно у меня выходит. И не знаю я, кто это от большого ума горюет. Мне мой ум даже скучать никогда не дает, он мне такую жизнь устраивает, хоть разорвись. Вот, недавно был я безработным, так додумался писателем стать. Писателем быть хорошо. Книжки писать разные можно, гонорары получать. Опять же на работу ходить далеко не надо. Встал утром, одел халат и тапочки, вот уже и на работе. Ручку взял, тетрадку пододвинул уже и работаешь. Решено – сделано. По случаю того, что любимую работу я себе нашел, я сходил в магазин и купил бутылку водки. Грех не выпить, когда есть за что. Я и выпил немного, грамм сто. Отодвинул рюмку, взял ручку, открыл тетрадку. Тишина. Наверное, чего-то не хватало.
Проснувшись утром я понял, что на работе пить нельзя, или мне надо менять работу. Хорошо, что поиск ответа на извечный вопрос русской интеллигенции «Что делать?», как всегда для меня не был томительно долгим и вскоре я понял, что ещё лучше работать философом. Что есть мысль? Это нечто – будучи ничем. И этого главное много и покупать его не надо. Вот его бы еще и продать. Эх, жизнь была бы.
К сожалению, для того чтобы твоя философская мысль была востребована ты должен быть уже умершим и желательно давно, что для меня не совсем подходило. А посему я вынужден был предаваться размышлениям о суетности моего бытия совершенно бесплатно.
И вот, однажды, когда я, лежа на диване, листал старые журналы, в общем-то и не питая особых надежд на то, что прочту что-нибудь интересное (воистину не знаешь где найдешь!), на одной из страниц я и увидел его – карликовое дерево в цветочном горшке – бонсай. Я понял, это была она, удача, моя синяя птица. Бонсай у нас рос повсюду. В лесопарке, что был расположен недалеко от дома он был представлен во всем своем многообразии. Чего там только не было елочки и сосенки, дубки и каштаны… Молодая поросль зеленела и радовала глаз, шорох листвы согревал, шепча, что скоро зашелестят купюры и в моих руках. Душа цвела и пела. Вечером, взяв лопату, я выкопал пару елочек, но, придя, домой мне, стало ясно, что, просто пересадив в горшки мне эти елочки за японский бонсай продать, будет непросто, уж больно горшки были похожи на наши российские. Не долго думая, я покрасил горшки желтой и коричневой красками, белой краской нарисовал по три иероглифа, срисовав их с китайского термоса, покрыл горшки паркетным лаком и поставил их сушится на батарею. Елочки на время оставил в ведре с водой. Вскоре краска подсохла, насыпав в горшки земли, я пересадил туда елочки, набросал по верху мелкой гальки, набранной мною на обочине дороги, посыпал песком, полил и японский бонсай в количестве двух штук был готов.
Дело оставалось за малым, продать. И кому как не мне, человеку, имеющему стаж работы в сфере советской торговле было не знать, как это сделать. Однако смущало то, что наш город хоть и имел статус областного центра, но все же был он сравнительно мал, и продай я здесь свой бонсай рано или поздно был бы я бит. Это я понимал хорошо. Заняв денег у знакомых, которые под залог моих обещаний неохотно, но все же их мне дали, я купил билет на поезд и поехал к другу в Ленинград, благо, что и он город зеленый. Не знаю, что может быть приятней, чем беспечная поездка с хорошими соседями по купе под шум дождя, бьющего в окна уносящего тебя поезда. Сутки дороги промелькнули как день и вот я у Ганса дома. Мне не пришлось ему долго объяснять о цели моего приезда, он понял меня сразу. Сложив наши капиталы мы получили сумму достаточную для покупки трех цветочных горшков, да один я привез с собой. Второй у меня купила бабуля, соседка по купе. Ей очень понравились эти горшки для цветов, что были привезены мною штурманом дальнего плавания с Японии в подарок своей любимой тете, которая живет в Петербурге, к кому я ехал в гости. Признаться, я не долго упорствовал, отказываясь согласиться с тем, что моей тете будет приятно получить в подарок и один такой великолепный горшок и, что и бабуля приобретя у меня такой же, и она сможет порадовать свою внучку диковинной заморской вещицей. Мы остались с бабулей довольны. Я бабулей, бабуля горшком. Правда, Ганс не одобрил того, что я продал ей пустой горшок, ну, да ладно.