СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ
Шрифт:
– Люба сказала доставить тебя домой... Она сказала, что ты совсем безрукий, и я это вижу – суметь, только прилетев, попасть к террористам! – строго выговаривая ему, сказала я ему. – Она занята на операции, и не могла тебя встретить сама... – важно проговорила я, задирая нос. – Она знала, что с этим Макбрайдом вечно неприятности – шагу ступить не может.
Он странно поглядел на меня, такая я была важная.
Вокруг нас хозяйничали врачи, щупали у меня голову, говорили, что я ранена с детства, и что детям сюда. Почему-то среди солдат они принимали меня за ребенка, и все порывались посадить в автобус.
Почему-то мой спутник странно смотрел на меня, будто не хотел со мной расставаться, хотя как раз это я ему и предлагала – сесть на мотороллер. Показывая англичанину рукой.
– Пуля, никуда не уходи, я сам заберу тебя оттуда, – вызверился белобрысый по микрофону на весь стадион. – Я запрещаю тебе уходить, я должен за тобой присматривать!
Учитывая профессию белобрысого, он действительно мог стать моим конвоиром.
– Кто тебе белобрысый? – как-то странно и почему-то будто имел все права требовать от меня ответа, спросил мой спутник.
– Не знаю... – я пожала плечами. – Он был один раз у меня в подчинении, – я хихикнула, заводя мотороллер, – а теперь непонятно.
Он повеселел.
– Садись, – ткнула я. – Аника-воин, не хватало, чтоб они опять по мне стрелять начали.
Действительно, почему-то сбоку по нас открылась стрельба из одного автомата.
Мой спутник не стал ломаться и рухнул ко мне, чуть не сбив меня, пока я, не снимая вторую руку с руля, просто холодно выстрелила один раз вбок из пистолета.
Кто-то упал и послышался звук выпавшего автомата. Я потянула газ рукой. Все смотрели в сторону стрелка, и никто не видел, как я исчезла.
Белобрысый по микрофону не успел заругаться – мотороллер исчез в тот момент, когда автобус скрыл меня от здания аэродрома, а подъехавший грузовик с ремонтниками закрыл место, где был мотороллер до этого.
Я прошла до самого выхода зажатой между двумя ринувшимися прочь автобусом и грузовиком. Ставя ставший ненужным пулемет поперек второй рукой между ними поперек всякий раз, когда они сближались, чтоб они нас не зажали случайно. Пулемета как раз хватало.
Черт возьми – пулемет гнулся при ударах, а водители, похоже, по сторонам и не смотрели. Когда по тебе простучал автомат, все кажется таким ненужным... Приближался выезд с аэродрома.
Я мельком видела, что там солдаты. Не то, что мальчики мне не понравились, но это было не хорошо – они могли просто остановить меня до прихода белобрысого.
А пулемет между машинами трещал.
Решившись, я просто вырвала пулемет, и поднырнула мопедом, пригнувшись и крикнув спутнику “пригнись!”, точно в выемку между колесами и высоким кузовом посередине грузовика, так что автобус и грузовик возле выезда, вильнув, просто сошлись бортами, борт к борту вплотную, полностью скрыв нас, а мы были как раз немного в выемке. Только чудом и моей ловкостью рук мы не оказались под колесами, прижатые в выемке к борту.
Машины прошли борт к борту без щели как раз на самом посту.
На повороте машины разошлись в две стороны, а я в третью, нырнув в другую сторону на дорогу к Москве, будто меня и не было.
– Куда она делась, дьяволы? – услышала я рев белобрысого от аэродрома из
Благодаря мотороллеру мы быстро выехали из пробки. Мы проехали не по главной дороге, а объездными по селам.
Правда в Москве мой спутник все же не выдержал – остановил мотороллер, поблагодарил меня и слез с него.
– Ты хочешь ехать обратно?! – удивленно и ничего понимая спросила я, опуская руки. Понимая, что с чем-то не справилась.
– Нет, я хочу ехать на такси! – уверено сказал мой спутник.
Я молча потупила глаза, сжимая в руках проклятую оставшуюся трешку. Все, что дала мне Люба, я потратила на бензин, ведь она думала, что я туда на маршрутке доеду. И я сумочку купила ей красивую... – сглотнув слюну, виновато подумала я. Все равно на мопеде б доехал.
Он, уловив мои нервные движения руки, мявшие виновато бумажку, все понял.
– Я могу дать тебе на такси эти деньги... – хмуро сказала я, мужественно протягивая их ему. – Но я не знаю, куда ты на них доедешь.
Он странно посмотрел на бумажку.
– Люба дала больше, – быстро затараторила я, – чтоб привезти тебя, но туда не ходили автобусы и мне пришлось ехать самой и часть растратить... – я смутилась.
– Спасибо! – странно сказал он с акцентом.
Я активно колебалась. С одной стороны, Люба сказала привезти его. Но с другой стороны, никто не говорил сделать это в связанном виде.
– Я купила Любе сумочку, – со слезами виновато сказала я, не зная, что делать, и потому чувствуя себя такой потерянной и несчастной. Глупо и нелепо держа левой рукой так понравившуюся мне злосчастную сумочку, которую я так хотела подарить ей, – но и ты нехороший, не мог доехать на мопеде! Я так хотела сделать ей подарок, так хотела, я не подумала!
Я залилась отчаянными, безнадежными и невыносимыми слезами. Мне всегда было чудовищно больно, когда я не понимала.
– Мы подарим ее ей вместе! – строго быстро сказал мой спутник, вытирая мои слезы и сурово обняв меня. – А она и не узнает, что мы приехали на такси не весь путь!
Мы все равно доехали на такси лишь до стоянки у магазина. Ибо к дому мне вести мотороллер не хотелось – туда могли поставить очередного Чипа, а я уже подозревала, сообразив из того, что со мной произошло месяц назад, что это, наверное, недобрый дух. Незачем приносить их домой, Люба говорит, что от них жуки.
Не знаю, что со мной творилось – я специально вела его к дому самой длинной тропинкой между домами, чтобы побыть с доктором наедине побольше. Ибо подозревала, что дома Принцесса и Люба, которые заберут доктора. Черт его знает, зачем я лукавила и так громко смеялась. Я ничего не понимала. Я сообразила только, что что-то случилось с миром, наверно, комета пролетела и потому со мной такое творится, это мир изменился и стал точно такой безумный. Никогда со мной такого не было, я видела миллионы оттенков красок, солнце отчаянно сияло и слепило глаза, и я счастливо открыто заливисто смеялась, когда случайно касалась своего спутника. Мир изменился снаружи. И от следа пролетевшей кометы мне стало на душе так хорошо, все просто пело! К сожалению, лишь я видела, что комета пролетела.