Субботним вечером в кругу друзей
Шрифт:
Собрание затянулось, а когда закончилось, все вдруг заторопились по домам, зал быстро опустел. Галя зашла в библиотеку одеться и взять сумку. На улице было уже темно. Неподалеку от выхода с ней словно бы невзначай встретился Олег Павлович и попросил разрешения проводить.
— Нам в одну сторону, — пояснил он.
— Вы очень хорошо выступили, — сказала она. — Горячо, искренне.
— Спасибо, — с явным удовольствием сказал Олег Павлович. — Мне особенно приятно слышать это от вас. Вы не представляете, как трудно здесь работать. Прежний главврач распустил всех. Порядка нет. Люди разленились, тянут все, что
— А все-таки мне ее жалко, — сказала Галя. — У нее двое детей. Она так плакала, просила простить ее.
— Что поделаешь, — сказал Олег Павлович. — Все плачут, когда попадаются с поличным. А прости мы ее — все будет продолжаться по-прежнему. Во имя всех приходится быть твердым. Иначе все становится фарсом. Люди перестают верить словам, перестают уважать порядок. Вы ее жалеете, а она не жалела тех, у кого украла…
Олег Павлович говорил с неподдельной горечью, болью. Это понравилось Гале.
— Я сам видел, как ее задержали, — с усмешкой сказал Олег Павлович. — Слышали бы вы, как она кричала, возмущалась… Но бог с ней, в данном случае мы применили самую мягкую меру — обсудили и уволили по собственному желанию. Правда, это не совсем последовательно. Но, надеюсь, для нее будет хорошим уроком. А посудомойки везде нужны.
Олег Павлович спросил Галю, не торопится ли она, и предложил прогуляться. Галя согласилась: все же ей было приятно общество главного врача. Они направились к городскому парку, расположенному на возвышении у самого моря. Народу здесь было немного, да и те в основном отдыхающие — местные жители в это время года сюда не заглядывали. В парке терпко пахло сосновой хвоей. Разговор зашел о библиотеке, о книгах. Оказалось, Олег Павлович следит за новинками литературы. Он с явным удовольствием читал на память любимые стихи.
— Иногда спрашивают: а зачем нам поэзия? — говорил Олег Павлович. — Она только расслабляет. Ерунда. Поэзия — это прекрасный мир мыслей, чувств, красок и чего-то еще, что нельзя выразить словами. Это особое состояние души, особый взгляд и настрой на себя и на жизнь.
Галя с интересом слушала и вдруг рассмеялась. Олег Павлович с ожиданием посмотрел на нее.
— Я поймала себя на той мысли, что стала забывать, что вы мой начальник, — объяснила она. — А этого делать нельзя.
— Но почему же? — с шутливым укором спросил Олег Павлович. — Вы слишком все упрощаете. Мы люди, и ничто человеческое нам не чуждо… — закончил он, вглядываясь в зарумянившееся лицо смущенной Гали. — Нет, все-таки объясните, почему нужно все время помнить о наших служебных отношениях и соблюдать дистанцию…
— По той самой причине, по которой нельзя уносить домой кастрюлю мяса…
— Ну, это уж слишком, — с нотками обиды сказал Олег Павлович. — Вы все упрощаете. Разве не могут встретиться и поговорить по душам коллеги по работе, имеющие общие вкусы и интересы?
— Смотря какие коллеги, Олег Павлович, — насмешливо сказала Галя. — Вы прекрасно понимаете. Зачем делать вид, что это случайная, невинная прогулка? Вы не замечаете, а сами все время оглядываетесь по сторонам, словно боитесь чего-то. Вот вам и невинная прогулка!
— Неужели оглядываюсь? — смутился Олег Павлович. — Мне очень стыдно.
— Вот и не надо встречаться украдкой. Мы всегда можем спокойно поговорить на работе.
— Как вы жестоки, — вздохнул Олег Павлович. — Разве на работе поговоришь? Ладно, хотите честно? Не собирался говорить — вы меня вынудили. Я сам со страхом думаю о том, что будет дальше. Мне уже сейчас не хватает вас. Клянусь всеми богами, я все время только и думаю о том, как бы увидеться с вами, хоть украдкой, хоть мельком. Использую для этого любой ничтожный повод. Вы не замечаете? — Это звучало как признание в любви.
Галя напряженно слушала, ей было неловко и в то же время приятно.
— Опомнитесь, Олег Павлович, — сказала она. — У вас семья, ребенок. Зачем вам это?
— Не знаю, — потухшим голосом сказал Олег Павлович, опустив голову. — Не знаю. — Он помолчал. — В пьесе Метерлинка одной девочке была очень нужна Синяя птица. На вопрос, зачем она ей, фея ответила: «Она хочет быть счастливой». Может быть, моя синяя птица — это только мечта или надежда. Не отнимайте ее у меня, Галя…
Они медленно шли по пустынной аллее уснувшего парка…
Олег Павлович был нежен, предупредителен и счастлив. Счастлив безмерно. И не скрывал этого. Всегда приходил с цветами, читал свои стихи — пылкие и восторженные, смотрел на нее восторженными глазами. Однажды упал перед ней на колени:
— Ты мое божество, моя сказочная фея…
— Не болтай! — Галя с улыбкой прижала пальчик к его губам.
— Нет, истинно. Клянусь всеми богами, другого счастья мне не надо. Ты стала для меня всем на свете. Я не знаю, как я был без тебя до сих пор. Для чего жил. Моя мечта о счастье, моя жажда прекрасного в полной мере воплотились в тебе.
— Я боюсь громких слов, — сказала Галя. — Не надо. Не говори так.
— Нет, буду говорить, — с пафосом воскликнул Олег Павлович. — И никогда не устану повторять о своей любви. Ведь любить — значит помнить, носить в своем сердце…
— А жена, ребенок? — вырвалось у Гали. Она тут же испуганно прикрыла рот ладонью. Но слово было сказано.
Олег Павлович вздохнул, нахмурился.
— Жена — это другое. О, это совсем другое…
— Все это так, — вздохнув, сказала Галя. — Извини, но мне кажется, что мы не имеем права на эти встречи, эти отношения…
— Имеем! — горячо воскликнул Олег Павлович. — Можешь не сомневаться… Это право дает нам наша любовь…
— Тогда почему же мы прячемся?
— Все это до поры до времени. Неужели ты не понимаешь?
— Не понимаю. До какой поры? До какого времени?
Олег Павлович в нарочитом отчаянии схватился за голову, застонал.
— Какой, однако, ты ужасный человек. Ведь даже золото можно растворить в кислоте, а правду убить неверием. Люди недобры, злы, коварны, завистливы. Они не простят нам нашей любви, не захотят понять нас. Их приговор будет жесток и безжалостен. Они скажут: «А почему нам нельзя, а им можно?» Но разве они чувствуют, как мы, разве они знают то, что знаем мы друг о друге?.. Умоляю, подожди, не торопи меня. Дай укрепиться моей воле. Поедем за город, там есть одно поле, где цветут маки… Они колышутся под легким ветром, и кажется, что поле охвачено пламенем и порывы ветра раздувают огонь…