Субботним вечером в кругу друзей
Шрифт:
— Не помню, — пожав плечами, сказала Галя. — Впрочем, может быть… — Она все еще не могла сделать выбор — остаться еще на несколько минут или сразу уйти.
— Вот видите! — Мужчина торжествовал — это была его маленькая победа. Он даже на секунду доверительно наклонился вперед, но тут же выпрямился. — В каждом нашем поступке кроме очевидного, зримого есть еще и скрытый смысл. Увы, о нем нам не дано знать.
— Вы лектор? — с легкой улыбкой спросила Галя. Ее забавлял этот человек.
— Нет, не лектор, —
— Нет, ничего, — сказала Галя и решила быть чуть помягче. — Вы мне не мешаете…
— Вы одна, — с нотками удивления сказал незнакомец, — и совсем не похожи, извините, на тех девиц, что посещают это легкомысленное заведение… Извините, извините, — заметив легкое протестующее движение Галиной руки, торопливо сказал он, — ведь именно это я и говорю. Значит, была какая-то причина, что заставила вас спуститься сюда… Нет-нет, я не спрашиваю, я просто рассуждаю… Может быть, одиночество…
— Скорее любопытство, — улыбнулась Галя.
Что бы ни говорил этот словоохотливый человек, она заранее знала, что любые его поползновения завязать знакомство обречены на провал. Ну а если ему так хочется поговорить, то пожалуйста… Она послушает. Он не герой ее романа…
— Вы местный? — спросила Галя.
— Да… — как-то кисло и неопределенно протянул тип. — Сейчас уже местный. У меня здесь довольно большой круг знакомых. Знаете, я легко схожусь с людьми — мне ничего от них не надо, и им это нравится… Мы с вами тоже можем познакомиться, — предложил он, словно спрашивая — не она ли последняя в этой очереди за помидорами, — тем более знакомство со мной ничем не угрожает вам…
Нет, мало просто назвать свое имя, ему понадобилось подняться и с подчеркнутой церемонностью протянуть свою руку. Галя терпеливо снесла рукопожатие, подавив легкое чувство раздражения.
— Алексей Николаевич, — представился тип, — но если хотите, просто Леша.
— И все-таки мне кажется, что вам самому сегодня или очень скучно, или очень одиноко, — сказала Галя, досадуя, что этот тип втянул-таки ее в этот ненужный, бесцельный разговор.
Алексей Николаевич стал горячо уверять, что он не одинок, и чем больше он говорил об этом, тем больше она понимала, что это не так. Кто он, что он? Какое ей до него дело? Ведь она, в конце концов, не спасательный круг…
— Извините, — поднимаясь сказала Галя. — Мне пора. — И, не давая ему опомниться, попрощалась. — До свидания. Спасибо.
— Я очень рад, мне было весьма приятно, — затараторил, вскочив со своего места, Алексей Николаевич. — Надеюсь, мы еще увидимся. У нас маленький городок. Здесь все друг друга знают…
Галя уже шла к лестнице, ладная, стройная, в длинной юбке и ярко-желтой, тонкой вязки, плотно облегающей ее тело кофточке.
«И как я осмелился
…Галя решила недельки две-три отдохнуть, а потом устроиться куда-нибудь на работу. Специальности у нее не было — так уж получилось. В институт не поступила. Первый же экзамен практически завалила — получила тройку. Сдавать дальше не имело смысла — в инязе всегда большой конкурс. Устроилась лаборанткой, потом перешла секретарем к начальнику главка, потом устроилась младшим редактором в издательство, потом заболела и на время по настоянию мамы оставила работу. И вот она здесь — красивая, модно одетая, молодая… «А кому нужна моя красота?» — думала Галя.
Она с удовольствием занялась домашним хозяйством: до блеска убрала просторную квартиру тети Иры — у них было три комнаты и большой застекленный балкон. Одну из комнат занимала теперь Галя.
С особенным удовольствием готовила она обеды — ходила на рынок и в магазины, тщательно выбирала мясо, рыбу, овощи… Днем дома никого не было. Утром Владимир Давидович уходил на репетицию, а тетя Ира, как всегда, в свою контору. Галя в фартуке колдовала на кухне, сверяя свои действия с толстой поваренной книгой.
Первым приходил Владимир Давидович. Сегодня Галя встретила его в прихожей сияющей улыбкой — обед ей удался, кроме того, ей наскучило быть одной. Владимир Давидович дал три длинных звонка подряд. Вошел как всегда прямой, величественный, ласково-снисходительно потрепал по плечу, спросил, какие новости. Обедал с аппетитом, не отрываясь смотрел в лицо Гали.
Владимир Давидович рассказал, как сегодня на художественном совете он отстоял в репертуарном плане несколько хороших спектаклей. В том числе «Тиля».
— Я хочу сам поставить этот спектакль, — говорил он, — и сам сыграть заглавную роль. Я видал «Тиля» в столичном театре. В нем есть отличные находки, но многое я сделаю по-своему. Тиль у меня будет другим. Веселее, тоньше, без тени озлобления и налета обреченности. Тиль — душа народа, его песня и легенда. У меня он снова станет человеком во плоти и яви — бесшабашным, неунывающим, гордым и жизнелюбивым.
На глазах Гали Владимир Давидович преображался из докучливого педанта в одержимого страстной мечтой артиста.
— Я вас воображала сухарем, — тоном дружеского признания заметила Галя.
Владимир Давидович рассмеялся и, Галя и опомниться не успела, поцеловал ей руку. Пальцы его, полные нервного трепета, коснулись ее виска, скользнули по щеке…
Владимир Давидович рассмеялся:
— Я не сухарь, — сказал он. — Я просто очень порядочный человек. Я считаю дисциплину чувств столь же обязательной, как дисциплину поведения.
Галя тут же вспомнила Алексея Николаевича и спросила, не знает ли его Владимир Давидович.