Субъектность литературно-художественной деятельности
Шрифт:
Вот еще одно произведение XIX века – «Аленький цветочек» Аксакова. Основа, как и у Шарля Перро, фольклорная. Бродячий сюжет «Красавица и чудовище». Героиня – как и в фильме «Золушка» – жертвует собой ради отца. И – как Русалочка – оказывается мудрее, прозорливее своего принца. Вспомним: чудовище много лет безнадежно заманивает красавиц, а героиня сразу (каким-то наитием) понимает, что судьба ее связана с Аленьким цветочком – просит его найти, а затем идет в предначертанную ей неизвестность. (Как сказали бы эзотерики, у нее была связь с парным эгрегором.) Может быть, сказка призвана воспитывать особые духовные способности, интуицию и веру в собственную необычную судьбу?
IV. Герои на обочине сюжета: как у них с субъектностью?
Другое известное чудовище (пожалуй,
Сначала она их просто-напросто оживила и спрятала в доме злодея. Потом девушка велела своему жениху-колдуну отнести большую и тяжелую корзину с золотом к своим родственникам, да не останавливаться и не отдыхать в пути. Дальше совсем как в сказке «Маша и медведь»: спрятанные в корзине сестры не велят ему присаживаться для отдыха, колдун благополучно приносит тяжелую корзину к родителям сестер.
Младшая же, нарядившись птицей (порезала перину, обвалялась в дегте и в перинных перьях), никем не опознанная, смогла покинуть дом злодея и всех встречных стала приглашать на пир в дом жениха. В чердачном окне радостно улыбается гостям одетый в невестин венок и раскрашенный ее умелыми ручками скелет. (Напоминает это все Хэллоуин.) В конце сказки прибывает вооруженная подмога от родственников, друзья колдуна и он сам оказываются запертыми в доме и не могут выскочить, когда его поджигают мстители. Действительно, «умная и хитрая» месть.
Другой транслятор народного сюжета, Шарль Перро, в своей версии сказки помещает в конце целых две морали: в первой он вслед за братьями Гримм «не столько укоряет жестокого мужа, сколько подтрунивает над женской чертой – совать нос куда не следует», во второй – «иронизирует уже над мужьями, которыми помыкают жены» [88].
Но в сказке «Синяя Борода» никто мужем не помыкает! Тут героиня, как и предыдущие жены, попалась на крючок, так как не захотела быть объектом манипуляции со стороны кровожадного мужа. А вот у братьев Гримм главная героиня – талантливый манипулятор-мститель, а незадачливые колдун с приятелями – ее жертвы. В сказке Перро Синяя Борода более успешно, со стопроцентным попаданием, провоцирует героинь заглянуть в запретную комнату. Если бы он не хотел, чтобы кто-то открыл эту дверь, он просто утаил бы ключ! Его истинная цель – получить для расправы новую жертву (модель серийного убийцы). Последней жене повезло: приехали братья. В отличие от героини братьев Гримм, главная героиня скорее страдательная, а не деятельная особа. Тем не менее мораль о женах-помыкательницах здесь озвучена. (Понятно, что в изданиях для детей ее нет.)
Этот отпор злодею осуждается? Но ведь тут нет, как в предыдущей версии, наслаждения им. Женщина не должна быть слишком самостоятельной. Чему же на самом деле учит эта сказка? Осторожности? Безрассудству? Вере в победу в самых трагических обстоятельствах? В отличие от народной сказки братьев Гримм, здесь задано читательское сопереживание жертве: два самых пронзительных эпизода – обнаружение героиней, что кровь с ключика не смывается, и ее томительное ожидание приезда братьев. Почему эта сказка вошла в детское чтение в разных культурах?
V. Немного теории
Попробуем разобраться с литературными героями (и не только главными), привлекая представления о фазах субъектности. В свое время мы выделили 4 фазы развития субъектности (как способности к децентрации – рефлексии и учета мнения других).
I фаза характеризуется отсутствием субъектности, ведомостью. Человек не отделяет себя от некоей общности, от тех, кто решает за него. Личностные границы его излишне проницаемы, размыты. Яркий образец – отец Золушки у Ш. Перро,
II фаза – уход субъекта в себя, жесткие, малопроницаемые личностные границы. Субъект замкнут во внутреннем пространстве и не желает или не может выйти во внешний мир, вступить с ним в диалог. Застревание на этой фазе дает аддиктов – т. е. зависимых людей, проваливающихся в особый, виртуальный мир, заслоняющий от них реальную действительность. Примеры из разобранных сказок – маньяк Синяя Борода и… опять отец Золушки (но уже в сценарии Е. Шварца).
III фаза, как и II, в норме должна быть промежуточной и краткой. Это избирательная (т. е. узкая) идентификация – с теми, кто чем-то на тебя похож, со своей референтной группой. Мир поделен на «своих» и «чужих». Личностные границы то размыты, то слишком жестки и узки. Для подростков такая особенность – необходимый этап в развитии, для взрослых – признак определенной социальной позиции. Можно ее назвать обывательской, а можно похвалить за прагматизм и здравый смысл. В сказках таких персонажей очень много: они составляют фон к главному герою (героине). Старшие братья Иванушки, мачеха и старшие сестры Золушки… Жертвовать собой они не будут, чужому счастью позавидуют. Активная жизненная позиция – когда надо что-то получить от жизни, и пассивная – когда что-то отдать. Не является ли современная критика лучших классических сказок выражением этой самой прагматической позиции?
IV фаза – поведение и характер личностных границ психологически зрелого субъекта непонятны и чужды обывателю: то их вообще как бы нет (личность предельно открыта, доверчива), то – после удара извне – вместо того чтобы замкнуться, опять быстро восстанавливаются. Не польза, но нравственная мотивация важна для такого субъекта. Обидеть такого человека очень трудно, злу нет доступа к душе. И мстить за себя подлинно сильная личность вряд ли будет: добрые героини сказок просто уходят в новую жизнь, забывая (прощая) своих обидчиков. Сказки показывают всем такую возможность: жить в мире себе подобных, не ущербных, не поклоняющихся Мамоне – нормальных.
Сказки мудры.
Полную децентрацию, т. е. развитую субъектность можно назвать в некоторых случаях авторской позицией по отношению к собственной судьбе. Это можно понимать двояко:
1) «Авторская жизненная позиция, позиция Автора – личное, ответственное и деятельное отношение к своей жизни, жизнь по внутренней установке „то, что происходит со мной в жизни, зависит от меня. Я – автор событий моей жизни“. ‹…› Антоним авторской жизненной позиции – позиция жертвы, жизнь со внутренней установкой: «Я ничего не могу изменить (поделать). Это сильнее меня. Придется принять…» ‹…› Человек в позиции Автора – не тот, кто живет безукоризненно, а тот, кто готов этому учиться» [144].
2) Взгляд на свою жизнь со стороны, т. е., по М. М. Бахтину, «позиция вненаходимости» [8]. Нужно научиться смотреть на себя как бы со стороны (авторская, т. е. двойная позиция – в качестве «актера» и одновременно «наблюдателя»): «Смотритель постоянно включен в фоновом режиме. Он не вмешивается, но следит за происходящим и отдает себе трезвый отчет» [42; 256].
Если типичная интеллектуальная задача характеризуется тем, что «все условия ее находятся перед испытуемым», то «задача эмоционального порядка – это задача, в состав условий которой входит сам испытуемый со всеми своими особенностями и свойствами. ‹…› В этих задачах есть некое ключевое звено, которое очень часто вовсе не принадлежит к составу вещественных условий задачи, а скорее относится к «моральным» условиям. Например, какое-то представление о престиже, о самом себе, о своем достоинстве, о том, как я выгляжу для другого, является ключевым моментом всей ситуации, а если выключить этот момент, то ситуация разрушится. ‹…› И одна из величайших задач такого рода – выяснить, что это для меня значит» [26; 378]. Для этого и нужна эстетическая позиция «вненаходимости», т. е. взгляд субъекта на эмоционально значимые для него события и условия достижения цели как бы со стороны, способность мысленно выйти из аффективной ситуации. (См.: «Одна из целей медитации – стать посторонним наблюдателем в окружающем мире, в том числе и по отношению к самому себе. Быть объективным, честным» [100; 135]).