Субмарины уходят в вечность
Шрифт:
— А ведь кое-кто будет обвинять их в неверности. Хотя виноваты мы, что не защитили их.
— Обвинять будут в основном те, кто чудом выжил после объятий с русскими девицами.
Сняв сапоги, Роланд лег на койку не раздеваясь и почти мгновенно забылся глубоким, всепоглощающим сном, однако выспаться ему не позволил все тот же Форшен. Не прошло и получаса, как он ворвался в комнату и с порога прокричал:
— Фрегаттен-капитан, подъем! У телефона — гросс-адмирал Дениц!
Роланд с трудом открыл глаза и непонимающим взглядом уставился на коменданта.
— Где гросс-адмирал…
— Можете считать, что в моем кабинете, он требует вас к телефону.
— Гросс-адмирал подождет.
— Гросс-адмирал не может и не должен ждать! — выкрикивал Форшен каждое слово в отдельности. — И если уж он требует к телефону именно вас, фрегаттен-капитан, то из этого следует, что нужны ему именно вы, и немедленно!
— Из этого следует только одно: что чувство уважения не позволяет мне послать гросс-адмирала к черту. Вместе с вами, капитан-лейтенант.
Собрав остатки сил и мужества, Роланд поднялся и, по-лошадиному поматывая головой, побрел вслед за комендантом.
— Фрегаттен-капитан Роланд? — услышал он в трубке осипший, хронически простуженный голос Деница.
— Так точно.
— Спали?
— Спал, господин гросс-адмирал, — признал Роланд, мельком взглянув на часы. Конечно же, всякий уважающий себя командир в такое время уже должен быть на субмарине. Даже если эта субмарина все еще находится в доке.
— Завидую вашим нервам, Роланд, — неожиданно мягко отреагировал главком флота. — Сам бы с удовольствием поспал, если бы не эта проклятая старческая бессонница. Однако перейдем к делу. Ремонт вашей субмарины завершен?
— Остались кое-какие мелочи, но к завтрашнему дню…
— К мелочам мы вернемся завтра. Она способна три-четыре часа продержаться в погруженном состоянии?
— Естественно. Есть боевое задание?
— Вы помните, что субмаринам «Фюрер-конвоя» строжайше запрещено атаковать суда противника без крайней необходимости? — не преминул остепенить его гросс-адмирал [7] .
— Без крайней необходимости — да, не вступать, — помассажировал виски кончиками пальцев Роланд. Он чувствовал, что повысилось давление, и вообще он смертельно устал. «Вот именно: «смертельно»«, — подтвердил фрегаттен-капитан точность данного определения. — Такой приказ был. Однако у моря свои законы.
7
Исторический факт. Субмарины «Фюрер-конвоя» обязаны были избегать встреч с противником. Эти огромные, особой конструкции субмарины командование флота берегло для рейсов к берегам Рейх-Атлантиды и Южной Америки.
— Просто вы этот приказ нарушили и именно поэтому получили пробоину.
— Пробоину я получил потому что вступил в бой. А вступив в него, потопил минный тральщик противника и серьезно повредил субмарину. Это факт. И потом…
— Молчать! — неожиданно рявкнул Дениц. Но тут же совершенно иным — спокойным, ровным голосом продолжил: — Об этом происшествии забыто. Вернемся к вопросу о субмарине: она уже на ходу? Отвечайте только: «да» или «нет»!
— Да.
— Через два часа на ее борт поднимется фюрер.
— Простите?! Я не совсем…
— Я сказал, что вы должны быть готовым принять на ее борт фюрера и его личного адъютанта. Возможно, с ними будет и известная вам Ева Браун. Впрочем, принципиального значения это не имеет.
Прежде чем как-либо отреагировать на это сногсшибательное сообщение, Роланд вновь помассажировал виски, и, закрыв глаза, на несколько секунд отключился, пребывая в каком-то полусонном-полуидиотском состоянии.
— Простите, гросс-адмирал, за назойливость, но хотелось бы знать, какова цель этого визита.
— По-моему, фюрер никогда не выходил в море на субмарине. Теперь он решил исправить эту оплошность.
— Куда я должен доставить фюрера? — почти по слогам уточнил вопрос Роланд.
— Вас будут прикрывать две боевые субмарины. О том, что у вас на борту фюрер, их командиры знать не должны. Их задача — обеспечить безопасность субмарины «Фюрер-конвоя».
— А моя задача?
— Подобрать для фюрера каюту и проверить, как он будет чувствовать себя на разных глубинах.
— У нас это называется испытанием глубиной.
— Надеюсь, трех часов достаточно, чтобы он привык к обстановке на субмарине, прочувствовал все прелести подводного путешествия и проверил себя на выдержку?
— Трех часов — вполне! Однако замечу, что до Аргентины нам придется идти несколько недель. До Антарктиды — еще дольше.
— Вот видите, фрегаттен-капитан, вы все правильно понимаете. Поэтому и решено было начать с испытания глубиной.
— И когда я должен ждать появления фюрера, чтобы?…
— Но запомните, — прервал его гросс-адмирал, — никто на субмаринах сопровождения об этой испытательной прогулке фюрера знать не должен.
— А на моей?
— На вашей же субмарине о прибытии фюрера тоже должны были бы знать только вы, старший офицер и судовой врач. Но я понимаю, что такое невозможно.
— Особенно если фюрер изъявит желание ознакомиться с субмариной.
— А он конечно же. Поэтому весь экипаж — под клятву о неразглашении. Во время посадки фюрера и фрау Браун на борт, весь экипаж должен быть выведен из подлодки и вернуться в нее должен только после того, как фюрер ознакомится с командирской рубкой и зайдет в отведенную ему каюту. Кстати, известие о посадке фюрера на субмарину может породить панические слухи и предположения.
— А по-моему, субмаринников уже ничем не удивишь.
— Думаете?
— Уверен, господин гросс-адмирал.
— Просто их еще по-настоящему не удивляли. Как и вас, фрегаттен-капитан.
Командир «U-1212» уловил в голосе, в интонациях главкома военно-морского флота какую-то хитринку, некую недосказанность, однако решил, что, возможно, это связано с приказом, который будет уточнен уже после того, как субмарина выйдет в открытое море. Однако выяснять это у Деница не стал. Понимал, что любая попытка внести в решение фюрера прокатиться на субмарине окончательную ясность — не вызовет у гросс-адмирала, ничего, кроме раздражения.