Суд герцога
Шрифт:
— Этой весной я и Пьетро Варано собирались пожениться. Но три месяца назад Пьетро Варано по приговору герцога задушили на рыночной площади в Пезаро. Я должна рассчитаться с герцогом Валентино, и жажда мести укрепит меня в осуществлении того, что под силу лишь женщине.
— Но это же опасно! — вскричал старый граф.
— Не думаю. Да и какая может грозить мне опасность? В Ассизи меня не знают, последний раз я бывала там лишь маленькой девочкой. Едва ли узнают меня и в Солиньоле, после возвращения из Мантуи я редко показывалась на улицах. И я буду осторожна. Господа, не нужно меня отговаривать. Я решила взвалить на себя тяжкую ношу спасения
Мужчины заворчали, но вслух возражать не стали, а повернулись к отцу Пантазилии. Решение мог вынести только он. Граф глубоко задумался, обхватив голову руками.
— Но… что вы задумали? — спросил Джанлука делла Пьеве.
Незамедлительный ответ Пантазилии показал всем, что предложение ее базируется на прочном фундаменте.
— Я поеду в Ассизи в сопровождении дюжины солдат Сантафоры, переодетых крестьянами и слугами. И пока Солиньола будет противостоять Борджа, которому из-за этого придется задержаться в Ассизи. я найду способ заманить его в западню, свяжу по рукам и ногам и переправлю в Сиену, где будет ждать мессер Джанпаоло. Мессер делла Пьеве, мне потребуется ваш дом в Ассизи. Надеюсь, вы предоставите его в мое полное распоряжение?
— Предоставить вам мой дом? Предоставить его вам, нашей несравненной красавице, чтобы он стал мышеловкой, а вы — кусочком сыра, приманкой? — ужаснулся делла Пьеве. — Об этом вы меня просите?
Пантазилия потупила взор. Покраснела еще сильнее.
— Солиньола в опасности. Тысячи женщин и детей могут лишиться не только крова, но и жизни. И может ли одна женщина колебаться, — она подняла голову и яростным взором окинула сидящих за столом, — если принесенная ею маленькая жертва может осчастливить целую страну.
Вот тут заговорил старый граф. Лицо его разом осунулось.
— Она права. Это ее долг перед людьми, которыми она рождена править. Никто из нас не может предложить лучшего. Поэтому вы, делла Пьеве, отдадите Пантазилии свой дом, а ты, Сантафора, выделишь дюжину солдат.
Ассизи, сдавшийся без сопротивления, вернулся к обычной жизни, которую, впрочем, не так уж и нарушил приход Чезаре Борджа.
И пусть рушились троны, гибли правители, сменялись династии, горожане по-прежнему ели, пили, спали, воспитывали детей и занимались повседневными делами. Противники Чезаре, разумеется, покинули Ассизи, но большая часть населения обнажила головы и поклонами приветствовала того, кто взял на себя труд объединить Романью в могущественное государство, изгнав многочисленных мелких тиранов.
Половина армии Борджа осталась у стен Ассизи, вторая, под командованием Микеле да Корелла, выдвинулась вперед, на осаду Солиньолы: на предложение о сдаче граф Гвидо дельи Сперанцони ответил отказом.
Опытный полководец, Чезаре Борджа понимал, что взять Солиньолу с наскока не удастся, и предпочел не спешить, дабы избежать ненужных потерь. Кроме того, пребывая в Ассизи, он мог вести переговоры с Сиеной и Флоренцией, благо оба эти города-государства находились неподалеку. Поэтому герцог терпеливо ожидал, чего добьется Корелла, исполняя отданные ему приказы.
Герцог хотел подорвать минами стену в южной части города, на самом склоне холма. Добраться до указанного места было нелегко, мешали частые и решительные наскоки защитников, и неделю спустя стало ясно, что меньше чем за месяц брешь в стене пробить невозможно. Чезаре начал подумывать насчет бомбардировки Солиньолы, но гористый рельеф мешал эффективной стрельбе, а тратить попусту ядра и порох не имело смысла.
Упорное, но обреченное на неудачу сопротивление Солиньолы удивляло Чезаре Борджа, и он пришел к выводу, что на то есть веская, хотя и пока непонятная ему, причина. Над разгадкой этой шарады он думал постоянно, ибо Синегаллия заставила его удвоить бдительность.
Ясным февральским утром, когда уже жаркие золотые лучи солнца извещали о приближении весны, Чезаре ехал по крутой улочке, ведущей от рыночной площади, в окружении блестящей свиты: офицеры в доспехах, разодетые придворные, а рядом с Борджа, на белоснежном муле, — папский легат, кардинал Ремолино.
С шутками, смехом, а большинство в кавалькаде составляли молодые люди, одного возраста с герцогом, направлялись они в лагерь Кореллы под Солиньолой.
На площади у монастыря святой Клары им пришлось остановиться, чтобы пропустить паланкин. Несли его два мула, сопровождали два лакея и элегантный мужчина на крепком жеребце. Путь они держали к одной из улиц, ведущих к Сан-Руфино.
Кардинал что-то говорил Чезаре Борджа, а тот рассеянно оглядывался, ибо слушал не слишком внимательно. Случайно взгляд его остановился на паланкине, а уж потом он не смог отвести глаз.
Потому что в этот самый момент полог отдернулся, а всадник наклонился, чтобы указать на него, так показалось герцогу, женщине, сидевшей в паланкине. Именно ее красота приковала взгляд герцога. Подняла глаза и она, большие и серьезные, как у ребенка.
Когда же их взгляды встретились, Чезаре заметил, как в удивлении чуть разошлись ее губы, а румянец исчез с ее щек, побледневших, как мел. И отдавая должное не женщине, но ее несравненной красоте, которая в Италии ценилась едва ли не превыше всего, герцог сдернул с головы шляпу и поклонился до холки лошади.
Кардинал, оборвав монолог на полуслове, сердито нахмурился, недовольный, что его не слушают, а Борджа лишь добавил масла в огонь, спросив: «Не знаете ли, кто эта дама?»
Прелат, известный ценитель женщин, проследил за взглядом герцога. Но полог уже опустился, лишив его удовольствия лицезреть прекрасную незнакомку.
Чезаре, с улыбкой на устах, тем не менее глубоко задумался, ибо встреча эта показалась ему далеко не случайной. Во-первых, сопровождающий паланкин всадник указал женщине на него, во-вторых, она необъяснимо побледнела. С чего бы это? Герцог не припоминал, чтобы видел ее ранее, а такие лица не забывались. Так почему же один лишь его облик так повлиял на нее? Многие мужчины бледнели, представ перед ним, женщины — тоже. Но тому всегда находилась причина. В чем состояла она в данном случае?
Паланкин и его сопровождающие уже исчезли в одной из боковых улиц, но сидевшая в нем дама никак не выходила у Чезаре из головы. Он повернулся к дворянину из Ассизи, ехавшему среди придворных.
— Не могли бы вы сказать, что за всадник сопровождал паланкин? Он из Ассизи?
— Да, ваша светлость, — последовал ответ. — Это мессер Джанлука делла Пьеве.
— Делла Пьеве, — покивал герцог. — Тот самый член городского совета, что пребывал неизвестно где, когда приносилась клятва верности. Ха! Надо бы нам узнать поболе об этом господине и причинах его отсутствия. — Чезаре приподнялся на стременах и через головы окружавших его позвал: Шипионе!