Суд королевской скамьи
Шрифт:
— Да.
— Я могу предположить, что в том случае, если половые железы подвергаются облучению не очень опытным техником, соседствующее яичко или другой яичник также будут поражены. Вы свидетельствовали, что видели следы больших ожогов и вас это беспокоило.
— Да.
— В таком случае, если вы боялись возникновения раковых опухолей, почему же вы не ампутировали оба яичка? Разве это не было бы в интересах пациента?
— Не знаю. Я хочу сказать, мне давал указания, что делать, доктор Восс.
— Я предполагаю, доктор
— Это неправда.
— Я предполагаю, что состояние здоровья пациентов совершенно не волновало вас; в противном случае вы не оставляли бы пораженное, по вашему мнению, раком второе яичко. Я предполагаю, что вы все это выдумали значительно позже.
— Я этого не делал.
— Тогда почему же вы не устраняли весь пораженный участок?
— Потому что за спиной у меня стоял Восс.
— Не является ли фактом, что Восс несколько раз говорил вам и доктору Лотаки, что, если вы будете проводить для него эти операции, он сможет забрать вас из Ядвиги?
— Конечно, нет.
— Могу предположить, как психологически трудно вам было оперировать человека, страдающего от ожогов после облучения. Что вы можете сказать об этом?
— Да, трудно было бы в Лондоне, но не в Ядвиге.
— Без морфия?
— Говорю вам, я использовал морфий.
Баннистер внезапно сменил тему.
— Когда вы впервые встретились с доктором Тессларом?
Упоминание имени Тесслара потрясло Кельно; у него стали влажными ладони и по коже поползли мурашки. Сменились стенографисты. Было слышно тиканье часов.
— Я думаю, подошло время сделать перерыв, сказал судья.
Потеряв немалую долю тога впечатления, которое он произвел сначала, Адам Кельно покинул свидетельское место. Теперь уж он никогда не будет столь легкомысленно относиться к Томасу Баннистеру.
7
Неизменный порядок вещей продолжал сохраняться. Сэру Адаму Кельно пришлось пересечь Темзу, чтобы провести ленч у себя в доме, пока его советник вкушал ленч за своим столиком в частном клубе.
В таверне «Три бочки» на Ченсери-лейн наверху был небольшой отдельный кабинет, где и расположились Эйб и Шоукросс вместе со спутниками, которые присоединились к ним в зале суда. Меню в «Трех бочках» состояло из привычного лондонского набора: ломтиков холодной говядины, салата, яиц всмятку и омлета, мяса и зелени. Объяснив бармену, как готовить настоящий холодный сухой мартини, было очень приятно убедиться, что он усвоил урок. На нижнем этаже по двое и по трое эа столиками размещались молодые адвокаты, секретари судов, студенты и бизнесмены, все они знали, что наверху Абрахам Кэди, но в соответствии с британскими обычаями не позволяли себе надоедать ему.
И так шло каждый день. Суд начинался
Оправившись после первого столкновения с Баннистером, Адам Кельно решил, что более или менее удачно отбился от брошенных в его адрес обвинений и большого урона не понес.
— Итак, доктор Кельно, — после перерыва начал Баннистер, подчеркивая каждое слово, хотя сначала его голос звучал ровно, даже монотонно. — Перед перерывом вы сказали нам, что впервые встретились с доктором Тессларом, еще будучи студентами.
— Да.
— Каково было население Польши перед войной?
— Больше тридцати миллионов.
— И сколько из них было евреев?
— Примерно три с половиной миллиона.
— Некоторые из них жили в Польше уже много поколений... столетиями.
— Да.
— Существовали ли студенческие общества на медицинском факультете Варшавского университета?
— Да.
— И являлось ли фактом положение дел, при котором, в силу антисемитских воззрений офицеров, аристократии, интеллигенции и представителей высших классов, еврейские студенты не могли стать членами таких обществ?
— У евреев были свои союзы.
— Предполагаю, лишь потому, что им был закрыт доступ во все прочие.
— Вполне возможно.
— Не является ли также установленным фактом, что еврейским студентам отводились лишь задние места в аудиториях и они подвергались иной социальной сегрегации как в среде студентов, так и в целом в Польше. И не является ли установленным фактом, что студенческие союзы громогласно объявляли себя свободными от евреев, участвовали в разгроме еврейских магазинов и иными способами преследовали их?
— Таковы были условия жизни, которые были созданы не моими руками.
— Но их создавали поляки. Польше был свойствен антисемитизм, который проявлялся и в отношениях, и в действиях, не так ли?
— Да, в Польше существовал антисемитизм.
— И, будучи студентом, вы активно. участвовали в его проявлениях?
— Я должен был вступить в общество. Но я не несу ответственности за его действия.
— Я же предполагаю, что вы отличались заметной активностью. Итак, вы, конечно, знали, что, после того как немцы вторглись в Польшу, в Варшаве и по всей Польше были образованы гетто.
— В то время я уже был узником Ядвиги, но до меня доходили слухи.
Несколько расслабившись, Хайсмит перекинул записочку Ричарду Смидди: «Эта линия ничего ему не даст. Он, должно быть, расстрелял всю обойму».
— Ядвигу, — сказал Баннистер, — можно в полной мере охарактеризовать как неописуемый ад.
— Хуже не могло быть и в аду.
— Миллионы человек подвергались в ней мучениям и обрекались на смерть. Вы знали все это, потому что были непосредственным свидетелем того, что там делалось, и потому что получали информацию из подполья.