Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы
Шрифт:
Но кто ж составил приговор, если Пилата не имелось в наличии? Слово «санхедрин» (синедрион в русской традиции. М. Х.) в тексте тоже ни разу не упоминается, что характерно. Никакой судебной процедуры не описано. Какая же инстанция занималась делом Иешуа?
Некая… царица Елена. Но не смешивайте ее со знаменитой императрицей Еленой, матерью (а не женой, как ошибочно сказано в «Истории») императора Константина, жившего почти три века спустя. Наша Елена — другой исторический персонаж. Современница описываемых событий.
Вот что сказано о ней в «Краткой еврейской энциклопедии»: «Елена — царица Адиабены (Эдессы)… Около 30 года н. э. вместе со своим сыном Изатом перешла в иудаизм… Вторую половину своей жизни провела в Иерусалиме. Елена возвела ряд великолепных зданий в Иерусалиме и Лоде и пожертвовала Храму золотой светильник. Умерла в Адиабене, ее останки были перенесены в Иерусалим… в гробницу, известную как „Гробница царей“ (31). А вот что в КЕЭ сообщается об Адиабене: „Адиабена — область в верхнем течении реки Тигр… В 30–60-е гг. н. э., в правление Изата, сына царя Монобаза и царицы Елены, Адиабена добилась значительной власти и влияния внутри Парфянского царства, в вассальной зависимости от которого находилась на протяжении почти всего эллинистического периода. Перед восшествием Изата на престол, он и его мать Елена приняли иудаизм (повествование об этом событии у Иосифа Флавия и в мидраше совпадают). После обращения в иудаизм правители Адиабены установили прочные связи с Иудеей. В ряде талмудических источников подчеркивается щедрость этих правителей по отношению к иерусалимскому Храму… Флавий передает, что путешествие Елены в Иерусалим, совершенное ею ок. 46 г. н. э., пошло на пользу жителям, страдавшим тогда от тяжкого голода“» (32).
То есть царица Елена действительно являлась «властью», но — в Парфии, а не в Эрец-Исраэль…
Сравнивая варианты еврейских легенд (Евангелий и Талмуда) о Йешуа, видим, что в «Истории о повешенном» Елене отведена та сюжетная роль, которую Евангелия отвели Понтию Пилату: Елена есть высший суд, высшая власть на месте, и сначала она сомневается, решилась на арест под давлением мудрецов, потом сама оправдывает Йешу, потом снова осуждает его — но после казни снова верит в его миссию и называет «сыном Божьим», обвинив в убийстве мудрецов.
б) описание «испытания» Йешу. Необычайно строгим, разработанным до мелочей был процессуальный ритуал еврейского суда (как принято вообще на Востоке, в отличие от Европы) — особенно в ситуации, когда требовалось выносить смертный приговор. Случалось, проходили десятилетия, пока религиозный суд выносил хотя бы один смертный приговор. Поэтому комическая игра, что описана в «Истории о Йешу» (жизнь еврея решают посредством известной детской игры: тебя шлепают сзади, а ты должен угадать, кто стукнул — угадаешь, выиграл жизнь, нет — проиграл), была абсолютно невозможна в рамках иудаистского правосудия. Достаточно мысленно представить случайный противоположный исход: ну, а что если бы Иешуа угадал, кто его стукнул палкой сзади? Значило бы это, что отныне мудрецы Израиля будут признавать его мессией и сыном Божьим?
в) долго, подробно описано, как ни одно дерево не могло принять тело Йешуа, как его пришлось возложить на огромную капусту. И вдруг через несколько страниц, когда интрига коснулась «животворящего креста», в тексте возникло «дерево», на котором Иешуа распяли, гвозди, которыми продырявили ему руки и ноги, откуда вытекала кровь… Значит, авторам известно было, что Йешуа распят на кресте, к которому его прибили гвоздями? Но тогда зачем сочинили легенду о побиении камнями, зачем придумали комическую капусту, на которой можно подвесить тело человека?
Объяснение трех загадочных момента — все одно и то же. То самое, что заставило евреев, сочинивших Евангелия, приписать смерть Йешуа не римлянам, а своим землякам.
В Евангелиях необходимость передать Йешуа из рук еврейского суда в руки римского наместника была обоснована формальным законодательством империи: мол, туземная администрация лишена была юридическогой прерогативы выносить смертные приговоры, и поскольку первосвященник и присные желали для Йешуа смертного приговора, они должны были отдать его Пилату. Мол, Йешуа фактически был осужден нашим судом, еврейским, но мы вынуждены были отдать жертву на заклание Пилату… Закон, мол, у Рима был такой! (Ниже мы коснемся неправдоподобия этого сюжета.)
Авторы Талмуда и мидрашей сочиняли свою агаду в том же направлении, но много, много решительней: они вычеркнули и Рим, и Пилата из сюжета вообще. Донос написали наши, и судили наши, и уксус вместо воды подносили наши же, и камни кидали, и терновый венец нацепили, и — за неимением дерева — на капусту наши водрузили тело… Роль Пилата исполнила еврейка (по вероисповеданию), царица Елена (в реальной истории она явилась в Иерусалим примерно через 15 лет после гибели Йешуа, естественно, не имея, да и не могла иметь, в чужой империи никаких властных полномочий).
Придуман шаржированный до идиотизма ход разбирательства-испытания. Зачем?
Мудрецы Израиля, проделавшие с Йехудой тот трюк, что придумал Йешу, для себя-то были уверены: Йешу, совершая чудеса, «жулит». Он точно знает, что получил свой дар не от Духа Святого, не озаренный Богом у Иордана в миг крещения на берегу Иордана, как говорится в Евангельских сюжетах, нет, мамзер, видимо, хитростью овладел знанием Имени и так творит чудеса. Человек, точно обманывающий других, — по Закону действительно подлежал казни. То есть талмудисты сочинили в своей версии подлинный, а не фальшивый, как в Евангелиях, криминал — за который и положено судить и казнить, подвели его в «агаде» под «настоящую статью», раз уж не могли это сделать на практике.
Но так как под такой сюжет, видимо, нельзя было подложить историческую подкладку (мы писали, что проникновение посторонних в Святая святых Храма реально оказывалось невозможным ни для кого, и уж талмудисты-то это знали лучше остальных), нельзя было представить свидетелей, невозможно зафиксировать вопросы судей и пр., то пришлось использовать тот единственный исторический факт, который об этом заседании до них дошел. В Евангелиях тоже рассказывается, как били Йешуа, как предлагали ему угадать, кто ударил — но там «игру» с осужденым смертником устроило жестокое и безграмотное быдло, стражники Храма. Талмуд же приписал дикую процедуру судьям, что по сути еще более невероятно, чем проникновение героя в Святая святых.
Почему не описана ситуация с Римом и Пилатом? Потому что если бы еврейский суд, например, малый Синедрион передал еретика-еврея в руки язычников для казни (вариант, описанный в Евангелиях), то судьи совершили бы немыслимое преступление перед еврейским Законом и общественным мнением. С точки зрения средневекового еврея христианство несомненно являлось опаснейшей ересью в еврействе, а Йешу при всех его личных добродетелях и талантах оставался для авторов «Истории» лжепророком и нарушителем Закона. Противники его, храмовая бюрократия, являлись для них же хранителями Божественной правды. Тут спора нет! Кто мог думать о еврейских мудрецах по-другому, тот уходил из общины в окружавший ее со всех сторон христианский мир. Но подобная расстановка сил в сказании (мудрецы — защитники Бога) получала в глазах любого еврея религиозно-нравственное оправдание лишь в случае, если самая жестокая расправа над еврейским еретиком осуществлена была по приговору еврейскогосуда и еврейскимируками. Авторы «Истории о повешенном» несомненно знали про крест и про гвозди распятия, и про то, каковы были пределы реальные компетенции Елены, а каковы — римлян — но они предпочли навалить на евреев все, даже то, в чем их не обвиняли христиане — и чашу с уксусом, и терновый венец, и исполнение казни (на капусте)… Все было возможно и прощаемо, кроме одного: кроме казни Йешуа язычниками через распятие! Отдать еврея, обвиненного в религиозном преступлении, римлянам — означало безнадежно опорочить еврейских мудрецов.