Суд Рейнмена
Шрифт:
– А твой домик тебя уже не устраивает? — Синдия приподняла голову и зевнула. — Ладно, раз пришёл, оставайся, но если вздумаешь в пять утра просить завтрак, я тебя больше сюда не пущу.
Кот потянулся, с хрустом вытягивая все четыре лапы, отчаянно зевнул и завозился, сворачиваясь в клубок, как будто хотел сказать, что тоже очень устал и не собирается вскакивать на рассвете.
– После следственного эксперимента, письма фигуранта по делу и телефонных звонков по поводу кадрового состава строительного предприятия в Южной бухте я совершенно вымотана, — Синдия села
Погасив свет, Синдия неожиданно подумала: «А видят ли кошки сны? Джеймс часто во сне вздрагивает, перебирает лапами, ворчит, возится так, что часто с дивана падает. Что-то ему, видно, снится…»
Она боялась, что сегодняшний бурный день — спектакль в троллейбусе, эффектный финал у ПТУ, яростный выпад Павла в Южной бухте, не менее яростное письмо Рейнмена и разбирательства со стройкой в Южной бухте не дадут ей уснуть, она будет полночи стирать боками простыню, вставать выпить воды или закурить, но уже через пять минут веки отяжелели и закрылись, и пришёл сон.
Синдия проснулась как от толчка. Откуда-то взялось ощущение, что в квартире она не одна. Из гостиной в коридор пробивалась узкая полоска света; её там ждали.
Надев длинный шёлковый халат и сунув в его глубокий карман пистолет, рукоятка которого приятно холодила руку, Синдия вошла в гостиную.
Худощавый русоволосый мужчина лет 35 с мягким округлым лицом, одетый в несколько серый старомодный костюм-тройку с белой крахмальной рубашкой, приподнялся с кресла, прищурив серые глаза за круглыми стёклами очков:
– Я тебя напугал? Извини. Я не хотел.
– Джеймс?! — этого человека она помнила по фотографии, которую хранила почти 70 лет бабушка Полина. — Джеймс Корвин?!
Мужчина несколько церемонно поклонился ей:
– Да. Я очень хотел с тобой познакомиться.
– Бабушка много о тебе рассказывала. Она никого больше так не любила.
– Знаю… И я тоже любил её. Но пожениться мы не смогли. Тридцать седьмой год, разгар ежовщины. Я — гражданин США, она — дочь бывшего царского офицера. Мне НКВД ничего не смогло бы сделать, а Полю погубили бы. Но наша любовь оказалась сильнее всяких запретов, она дала нам сына, который оказался смелее, чем я и не носил личину даже в самые сложные времена, — Корвин снял очки и близоруко сощурил глаза, рассматривая Синдию. — а ты вообще настоящая героиня.
– Почему? Я просто живу как могу…
– Ты достойно отомстила за Аркадия. И твоя работа — настоящий подвиг.
– Откуда ты знаешь, что случилось?
Джеймс повертел в руках золотой портсигар, надел очки и вздохнул:
– Прости, что напомнил… Мне самому тяжело было это знать. Ларри настоящее чудовище, если так поступил с единокровным братом и племянницей. Как не похожи мои сыновья: Аркадий — сильный, инициативный человек, я был рад с ним познакомиться и горжусь таким сыном. Младший сын, Рэнди, ничем кроме Атлантик-сити, Лас-Вегаса и Рино не интересуется, а Ларри — преступник. Я не рискнул делать его главным наследником своего состояния, зная, что едва ли он правильно ими распорядится, а он решил получить деньги любой ценой. Но он получил по заслугам благодаря тебе. Ты единственная из всей семьи, как никто достойная наследовать моё состояние! Кстати, ты хорошо придумала проучить этих контролёров на транспорте! По-нашему, по-американски!
– Я ведь на четверть американка, — ответила Синдия, даже не удивившись словам Корвина о встрече с её отцом.
– По крови да, а по характеру — на все сто процентов. Сейчас много грязи льют на Америку и американцев, но мы знаем: настоящий американец — сильный, волевой, инициативный, интеллектуально развитый человек. Он умеет ставить цели, добиваться их, преодолевать препятствия и не терять оптимизма и уверенности в себе. Таким был твой отец, такова и ты. Я горжусь тобой.
– Но, тем не менее, я уже два месяца веду расследование, но не продвинулась ни на шаг. Что-то тут у меня не очень-то получается добиваться своих целей…
– А между тем, ты близка к разгадке, сама того не зная, — азартно блеснул стёклами очков Джеймс. — Ты хорошо знаешь Рейнмена и была к нему ближе, чем Иветта или Антон.
Синдия подумала, что, наверное, снова видит сон, как тогда, когда ей снился Батуми. Уж больно странно: в её квартире сидит молодой Джеймс Корвин, который семь месяцев назад умер в возрасте 96 лет в своём доме в Бостоне, и разговаривает с ней о Рейнмене, а она ведёт себя так, словно ничего необычного не происходит.
Тем временем Джеймс встал, откланялся и направился к выходу.
– Подожди! — бросилась за ним Синдия. — что ты имел в виду?
– Ты сама всё узнаешь, — ответил Корвин, спускаясь к выходу, а Синдия вздрогнула, услышав за спиной крадущиеся шаги. Она вздрогнула, обернулась, выхватывая пистолет и выронила его, увидев высокую чёрную фигуру. Лицо человека, идущего к ней, было закрыто чёрной маской. Фигура его напоминала фигуру киноактёра Ральфа Миллера в фильме «Лучшие из лучших-2».
– Рейнмен? — спросила Синдия, чувствуя, что страх сменяется азартом. — Михаил Олегович?
Рейнмен молча покачал головой.
– Ты же Михаил! — настаивала Синдия. — Верно?
– Ты ошибаешься.
Она знала этот голос. Но не могла вспомнить, чей он…
– Ты ничего не знаешь! — воскликнул человек в маске. — Если бы ты только узнала…
– Я всё знаю! И понимаю тебя. Но ты выбрал не тот путь, Михаил!
– Я НЕ МИХАИЛ!!!
– Это легко проверить! — Синдия подбежала к убийце, схватила за край маски, дёрнула…
Раздался истошный мяв. Исчезла лестничная площадка. Исчезла фигура человека в маске. А Синдия обнаружила себя сидящей на своей постели, а вместо маски Рейнмена её пальцы схватили ухо Джеймса, а бедный кот вопит благим матом от боли.
– Джеймс, бедненький, извини! — Синдия осторожно, как бы извиняясь, погладила кота по голове; кот потёрся о ладонь хозяйки, давая понять, что не сердится. — Сон такой приснился…