Судьба Десятой
Шрифт:
Марина вскрикивает от неожиданности и отдергивает от Адама руки.
— Что это было?! — выпучив глаза спрашиваю я.
— Не знаю! — кричит Марина. — Мне что–то сопротивляется. Шестая, а вдруг я делаю ему только хуже?
Недолеченная рана снова тут же начинает кровоточить. Адам бледнеет. Хотя, казалось бы, куда уж больше. Его рука шарит по земле в поисках Марины.
— Не… кх, не останавливайся, — умудряется пробулькать он, и я замечаю у него во рту темную кровь. — Что бы ни случилось… не прекращай.
Взяв себя в руки, Марина снова прижимает руки к ране.
Уходит пара минут, но Марине наконец–то удается закрыть рану. С трясущимися руками, она плюхается на попу, задыхаясь как после скоростного забега. Адам, все еще лёжа на спине, пробегает пальцами по свежей коже на животе, которой не было еще минуту назад. В конце концов, он приподнимается на локте и смотрит на Марину.
— Спасибо, — говорит он, глядя ей в глаза, на его лице смешались изумление и благодарность.
— Не за что, — отвечает Марина, тяжело дыша.
— Э, Мариночка… ты бы не могла…? — я указываю на торчащую из моей ноги железку.
Марина стонет от усталости, но кивает и пересаживается лицом ко мне.
— Хочешь, чтоб я вынула или…?
Не давая ей договорить, выдергиваю осколок из бедра. По ноге струится свежая кровь. Больно безумно, но Марина быстро притупляет боль порывом ледяного ветра, а уже потом начинает лечить. По сравнению с тем, как по кусочкам собирали Адама, это занимает секунды.
Едва закончив со мной, Марина снова поворачивается к Адаму.
— Что за ерунда с тобой творилась? Почему тебя было так тяжело лечить?
— Если честно… я точно не знаю, — отвечает Адам, уставившись куда–то в пространство.
— Ты начал местами распадаться, — говорю я. — Словно помирать собрался.
— Я и умирал, — отвечает он. — Но такого со мной не должно было быть. Искусственники, с которыми вы обычно сталкиваетесь, превращаются в пепел, потому что они всецело результат генетических экспериментов Сетракуса Ра. Некоторые чистокровные, как я, например, получают модификации, из–за которых тоже разлагаются при смерти. Вот только я ничего такого не получал. Разве что…
— … ты о них не знал, — заканчиваю я за него мысль.
— Да, — отвечает Адам, глядя на себя так, будто вдруг перестал доверять собственному телу. — Я несколько лет провалялся в коме. Отец вполне мог что–нибудь со мной сделать, а я бы и не узнал.
— Что бы там ни было, по–моему, мое лечение это из тебя вытравило, — говорит Марина.
— Надеюсь, — отзывается Адам.
Мы погружаемся в тишину. Покончив со скорой помощью, становится ясно, как паршиво все могло закончиться. Я иду к опаленному участку земли, где взорвалась бомба Фири Дун — Ра, пиная клочья сумки и деформированные железяки. Скорее всего, в сумке лежали наши детали. Увы, я не вижу ничего
Вот теперь мы окончательно тут застряли.
Обернувшись, обнаруживаю, что Адам уже встал и сейчас возвышается над бессознательным телом Фири.
— Нужно ее убить, — хладнокровно говорит он. — Нет смысла оставлять ее в живых.
— Мы так не поступаем, — возражает Марина мягким, но убедительным тоном. — В оковах она безвредна.
Адам хочет поспорить, но затем как будто передумывает. Марина только что спасла ему жизнь, и, видимо, он считает, что должен к ней прислушаться. Я же согласна с обоими — от Фири Дун — Ра одни неприятности, и, сохраняя ей жизнь, мы лишь даем ей шанс снова нам напакостить. Но убивать ее в бессознательном состоянии кажется неправильным.
— Давайте хотя бы дождемся, когда она очнется, — говорю я примирительно. — А там решим, что с ней делать.
Ребята молча кивают, угрюмо соглашаясь. Мы возвращаемся к Святилищу. Всю дорогу я телекинезом левитирую обморочную тушку Фири рядом с нами. Дойдя до места, Марина освежает и укрепляет ледяные кандалы, а потом мы находим провода, чтобы привязать нашу чистокровную пленницу к шасси одного из кучи переломанных кораблей. К этому моменту я уже не сомневаюсь, что эта коза притворяется. Ну и черт с ней. Марина права — она не сможет навредить, пока будет связана, а если вдруг освободится, уж Адам точно исполнит то, о чем мечтал.
Не зная, куда деть руки, я снова пытаюсь дозвониться до Джона. Нет ответа. Невольно вспоминаю слова Фири о том, что война уже началась и закончилась. Но у меня не появилось новых шрамов, а значит — Джон и Девятый по–прежнему очень даже живы, хотя это и не означает, что в Нью — Йорке все прекрасно.
— Адам, а мы можем подрубиться к моговским переговорам с одного из этих кораблей? — спрашиваю я. — Я хочу знать, что происходит.
— Разумеется, — с готовностью отвечает он, радуясь возможности сделать что–нибудь полезное.
Мы втроем взбираемся на борт нашего скиммера. Адам усаживается в кресло пилота, и ему удается включить электрику, хотя огоньки судорожно моргают и порой внутренности корабля стонут от натуги. Адам крутит ручку настройки на приборной панели, но ничего кроме статических помех не ловится.
— Нужно просто найти правильную частоту, — говорит он.
Я вздыхаю.
— Ничего страшного. Все равно мы никуда уже не собираемся.
Рядом со мной Марина глядит на Святилище через окно скиммера. Благодаря тому, что мы оставили гореть прожекторы, весь храм подсвечен — древний белый камень словно светится.
— Надежда умирает последней, Шестая, — тихо произносит Марина. — Мы со всем справимся.
И тут треск помех сменяется гортанным могадорским голосом. Его речь звучит сухо и невыразительно, словно он зачитывает список. Естественно, я ни слова не понимаю.
Пихаю Адама локтем.
— Ты переводить–то собираешься?
— Э… — Адам смотрит на радио такими глазами, словно туда вселился бес, и явно не знает, что сказать. Я мигом понимаю, что он не хочет сообщать мне то, что передают по новостям.