Судьба моряка
Шрифт:
Я прикрикнул на нее, вспомнив, как это делал отец:
— Не выходи! Это не женского ума дело… Отец, слава аллаху, далеко, и опасность ему не угрожает. С чего ты взяла, что ему плохо…
Нащупав в темноте шлепанцы, я влез в них, открыл дверь и вышел. Бадр терпеливо стоял у двери. И, не объяснив, зачем разбудил меня, он молча кивнул, чтобы я шел за ним. Мать попыталась незаметно выскользнуть вслед за мной, но я прикрикнул на нее и, втолкнув в дом, закрыл дверь на ключ.
На дворе стояла кромешная темень. Бадр быстрым шагом шел впереди меня. Я пытался его догнать, а он, будто чувствуя, что я собираюсь донимать его вопросами, старался держать дистанцию между нами и почти перешел на бег. В предутреннем сумраке мы походили на призраков, скользящих в чаще меж деревьями. В небесном куполе еще горели звезды, особенно ярко сияла утренняя звезда. Небо было голубым, чистым, по нему, перегоняя друг друга, бежали облака, словно пытаясь скрыться от злой силы ветра. Извилистая дорога ползла сквозь чащу в сторону моря. «Куда мы идем?» — подумал я и громко крикнул:
— Бадр! Остановись сейчас же. Мне надоело играть в догонялки. Я хочу услышать от тебя сию же минуту, что случилось.
— Не знаю… Я и сам ничего не знаю, клянусь аллахом. Моряки попросили привести тебя. Они ждут нас около маяка.
— Не верю я, что ты не знаешь, в чем дело. Ты же был с ними…
— Я не был на пароходе, в том-то и дело…
— На каком пароходе?
— На том, что горел в прошлом году.
— А при чем тут я? Я никогда на нем не был.
— Быть может, моряки хотят, чтобы ты спустился в трюм…
Мое сердце забилось… Наконец они вспомнили обо мне, моя мечта сбывалась. Конечно же, я помогу им, но тут в мою душу закралось сомнение: в трюм парохода обычно спускаются ночью, а сейчас утро, когда работа уже заканчивается и моряки расходятся по домам. На корабле не остается ни души.
— Послушай, Бадр… Что-то я тебя не пойму. Бормочешь что-то невнятное. Видно, у них серьезная проблема, иначе тебя не послали бы за мной… Прошу тебя, объясни мне, что случилось.
Бадр даже не обернулся. Тогда я бегом догнал его и схватил за рукав.
— Объясни же мне все, наконец! Разве ты не друг моего отца?
Бадр молча смотрел на меня и ловил ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Я понял, он скрывает что-то ужасное, и, припав к его груди, горько разрыдался.
— Скажи… арестовали отца?
— Да нет…
— Убили?!
— Нет, тоже нет.
— За ним гонятся?
— Возможно… Говорю тебе: я ничего не знаю… Они тебе все сами расскажут.
С этими словами он легонько оттолкнул меня и снова зашагал вперед. Теперь мне стало ясно, что стряслась беда с отцом. Наверное, наш дом уже окружен. Возможно, даже прочесывают весь квартал. Кто-то донес на отца, и власти узнали, что он был зачинщиком в налетах на зернохранилища. Узнали об убийстве жандарма и французского офицера. И теперь его разыскивают. Ему нужно скрыться подальше от города, подняться как можно выше в горы, бежать в другой округ. Его обложили со всех сторон, и кольцо преследователей с каждым днем будет сжиматься все плотнее. Он не сможет проникнуть в город и уйти в море. Отныне ему придется жить, подвергаясь постоянной опасности. Я должен найти способ связаться с ним, разыскать его в горах. Я вступлю в его отряд и буду вместе с ним сражаться против французов. Мы погибнем оба или оба спасемся… Я готов пожертвовать своей жизнью ради него, об этом я скажу морякам и попрошу у них помощи.
Возле маяка у чинары сидели на корточках четверо или пятеро моряков. Они молча курили. По их покрасневшим от соленой воды глазам, влажным лицам, по одежде, прилипшей к телу, я понял, что эти люди ночью побывали в море. Возможно, они из тех, кого разыскивают. Они работали до рассвета, а сейчас должны скрыться.
Когда я подошел ближе, они встали, тепло поздоровались и тут же замолчали, словно не решались сказать мне главного. В их глазах я прочел печаль и растерянность. Я спросил, что случилось, почему понадобилось поднимать меня с постели ни свет ни заря. Ахмед аль-Мустакфи, моряк, известный своей храбростью и добрым сердцем, один из друзей отца, сказал:
— Все в порядке, Саид, ничего страшного… Какие вести от отца?
Неожиданный вопрос поразил меня. Я ожидал услышать самое худшее и теперь немного успокоился и ждал, что же мне сообщат моряки. Я больше не боялся услышать весть о том, что мой отец погиб в бою или схвачен французами.
— Вы спрашиваете меня, что слышно об отце, но ведь он с вами. Объясните же наконец, что случилось, ничего не скрывайте от меня.
Ахмед аль-Мустакфи закурил сигарету и сказал:
— Ты уже взрослый парень, Саид, и с тобой можно говорить как с мужчиной. Дело в том, что мы не знаем, где твой отец. И сами разыскиваем его. Вроде бы он в море…
Была в его голосе какая-то напряженность, которая заставила меня усомниться в его искренности. С отцом случилось недоброе. Наверное, они хотят смягчить удар, подготовить меня, прежде чем сообщить страшную правду. Они боятся, что я сделаю что-нибудь безрассудное, что помутившийся от горя рассудок может толкнуть меня на отчаянный поступок.
— Послушайте, отец не может пропасть без следа, ведь он не песчинка в море. Почему вы ищете его? Он в горах… Если бы он ушел в море, вы бы знали об этом. Дядя Ахмед, скажи мне правду!
Ахмед аль-Мустакфи воскликнул:
— Боже упаси! Я и не думаю обманывать тебя, Саид… Кто посмеет лгать сыну Салеха Хаззума?! — Жадно затянувшись, он продолжал: — Твой отец этой ночью был с нами. Он помогал нам…
— А что вы делали?
Ахмед указал на севший на мель пароход:
— Работали на этом корабле, доставали бидоны с керосином… Кстати, именно Салеху принадлежит эта мысль.
— Мой отец это предложил? — воскликнул я, все еще не веря тому, что он говорил.
— Что же тут удивительного? Он наш старший брат, наш учитель…
— Но он же в горах, все об этом знают.
— Там ему и пришла в голову эта идея с пароходом. Мы поддерживали постоянную связь с ним, рассказывали ему о том, как живет наш квартал, что в нем творят французы. Твой отец не мог спокойно смотреть на то, как страдают его братья, как умирают от голода маленькие дети. Однажды ночью он сказал нам: «Пойдемте со мной, я кое-что придумал… Нельзя сидеть сложа руки. Или голод одолеет нас — или мы его. В этом обществе нельзя выжить, если не умеешь огрызаться, иначе тебя прибьют, как шелудивую собаку». Мы спросили его, что же нам делать, и тогда он предложил вытащить бидоны с горючим из трюма заброшенного парохода. Мы были в восторге от этой идеи, которая нам никогда не приходила в голову. Мы поняли, что, если удастся ее осуществить, жители квартала будут спасены, голод отступит. Корабль не охранялся. Никто не заявлял на него своих прав, значит, он принадлежал морю. А море всегда готово поделиться своей добычей с моряком. Мы решили пойти к кораблю той же ночью. Разбившись на небольшие группы, мы спустились к городу с южной стороны побережья, где оно не патрулировалось. Луна, словно наша сообщница, освещала нам путь. Твой отец вызвался первым спуститься под водой к трюму парохода и вытащить бидоны…
— А что было дальше? — с нетерпением воскликнул я.
— Не знаем… В том-то все и дело…
Похолодев от ужаса при мысли, что он мог утонуть, я закричал:
— С ним случилась беда?!
— Не знаем… Он нырнул и больше не появлялся. Мы долго ждали его, много раз ныряли за ним. С тех пор прошло несколько часов, а мы так и не нашли его. И вот решили позвать тебя…
Я чувствовал, что теряю сознание от парализовавшего меня страха. Не оставалось никакой надежды на то, что отец жив. Не мог же он пробыть столько времени под водой! Заливаясь слезами, я бросился бежать вдоль берега к пароходу. Я буду нырять до последнего глотка воздуха, пока не найду отца.