Судьба на троих
Шрифт:
Другой мир, где иные законы. Воля. Я старался думать об этом реже, не растравлять лишний раз устоявшуюся боль.
Оглянувшись вокруг, и не ощутив в холодной пустоте постороннего присутствия я переломился и, развернув крылья, взлетел. Счастье накрыло с головой. Я любил ловить ветер, чувствовать упругое сопротивление стихии, легко скользить к облакам.
Мне редко удавалось вот так воспарить вверх, без оглядки на чей-то неодобрительный взор, так что я довольно долго просто бездумно летел вдоль барьера, забирая всё выше и выше, до тех пор, пока он не начал нависать надо мной, загибаясь,
Давно не доводилось подолгу летать, потому и заметил, как сильно прибыло во мне мощи. Находиться в воздухе, лавировать, кувыркаться, набирать и терять высоту оказалось так просто, что я засмеялся, игриво чиркнул крылом барьер. Никакой усталости не ощущал, словно мог оставаться в ненадёжной стихии сколь угодно долго, даже заснуть, раскинув крылья, покачиваясь на безопасной вершине.
Очень не хотелось возвращаться на твердь, но я это сделал, потому что туман поредел, даря смутные очертания внутрибарьерного мира и потянуло побродить там, плутая в нереальной реальности. Как я себе говорил иногда: это тоже иное место и там ошейник ящерки всего лишь грубоватое украшение.
Переступил черту, почти невидимую вблизи и оказался там же, где и был. Никто в барьере не стелил под ноги мягких ковриков, лежали камень и снег, справа наметился провал, коварно укутанный здешней дымкой, а так довольно ровная простиралась местность, позволяя гулять без опаски. Этим я и занялся.
Отлично зная, что каким бы длинным и извилистым не казался путь, вернусь я туда откуда начал, вообще не разбирал дороги, просто брёл, почти не угадывая направления. Внутри барьера чутьё часто отказывало вампирам, а иногда и обманывало их. Наверное, это выглядело как опьянение у людей. Весело, бездумно, просто.
Иногда я садился, закутавшись в плащ и смотрел на небо над головой. Внутри барьера не удавалось увидеть звёзды, лишь серую муть, но приближение рассвета я почувствовал и без этого. Следовало искать укрытие.
Я пошёл наугад, но целеустремлённо, спеша выйти наружу и задневать где-нибудь в приличной вселенной, и вскоре туман, сквозь который я брёл, поредел слегка, я прибавил шагу и довольно неожиданно выскочил на ясный звёздный свет.
Человек, наверное, раздумывал ещё очень долго, валил очевидные перемены в окружающем мире на глупую впечатлительность и самообман, но острые ощущения бессмертного мгновенно подсказали мне, что сияние слишком ясное. Не ощущал я привычного мерцания наверху, а у меня очень зоркие глаза. Надо мной горели звёзды, которые я видел до Потери. Настоящие. Из того мира. Я миновал барьер.
Глава 13 Охотник
Первые дни из комнаты меня не выпускали. В закутке за дверцей имелось всё потребное для отправления естественных нужд и умывания, еду приносил здоровенный мрачный слуга, который на все попытки заговорить с ним отвечал лишь свирепым взглядом и невнятным бормотанием, других развлечений у меня не было. Я прислушивался, пытаясь понять, что происходит в замке, и как текущие события или их отсутствие повлияют на мой статус, но шумы звучали глухо и положения
Я даже не мог считать эти самые дни, потому что окон в комнате не было, а пищу я получал крайне нерегулярно, вероятно, в те часы, когда обо мне вспоминали, или когда на кухне находилась хоть какая-то еда. Обнаружив в один прекрасный миг, что дверь не заперта, я без колебаний покинул узилище.
Где вампир и что с ним — вот главные вопросы, что не давали покоя, потому я без промедления направился в тот ужасный каземат, где Аелия вынудил мне бить плетью единственного друга, оставшегося у меня в этом мире. Узнать, что с ними всё в порядке, испросить прощения, поверить, что он не затаил зла — я жил этим все долгие часы заточения.
На удивление ноги почти безошибочно привели в тот подвал. На пути попадались иногда грубо сработанные двери, но без запоров, притворённые или вовсе распахнутые. Особого порядка в замке не водилось. Людей я не встретил, дракона тоже, и втайне понадеялся, что он покинул чертоги, и я смогу освободить вампира.
Что произойдёт дальше, я пока не загадывал, но совместное бегство представлялось не худшим выбором. Бениг хорошо знал окрестности и эти невероятные дороги, ведущие сразу и насквозь. Ушли бы мы подальше от проклятого ящера, и не нашёл бы он нас.
Мечта оказаться на изрядном расстоянии от стылого замка влекла куда больше, чем желание отомстить, я и разыскивал комнату с плетьми, кнутами и клеткой. Нашёл. Вампира в ней только не обнаружил.
Орудия истязаний висели на месте, там, где я запомнил, а от Бенига и следа не осталось. Сначала я обрадовался, поскольку боялся, что его всё ещё держат в клетке, измученного с исполосованной в кровь кожей, но потом задал себе здравый вопрос: а так ли это хорошо, что камера пуста, не постигли ли моего весёлого товарища ещё большие злосчастья? Не верил уже в лучшее.
За четыре года, что провёл с охотниками, я обучился отчасти навыкам следопыта, потому вошёл в помещение — осмотреться. Не пришло в голову подумать, с чего бы это в пустом неиспользуемом пыточном зале горят свечи, причём несколько штук.
Едва я присел, чтобы изучить кровавые отпечатки, как услышал шаги, неровные, и при этом звонкие. Не зная, куда спрятаться, заметался, забежал за клетку и увидел нишу, в глубине которой обнаружилась ещё одна дверь. Проверив, заперта она или нет и убедившись, что на петлях поворачивается бесшумно, я задержался, чтобы рассмотреть неизвестного, помешавшего моим поискам.
Едва этот человек переступил порог, как в стылом каземате стало светлее и вроде бы даже теплее. Женщина. Высокая, стройная в ярком платье и огненном платке на тёмных волосах она показалась мне красивой и опасной. Я глядел на неё, испытывая восхищение и робость. Я вообще никогда не видел таких дам. Наверное, она родилась далеко на юге, в той земле, где не бывает холода, царит жаркая томная нега, и фрукты зреют круглый год, непрерывно падая с отягощённых ветвей.
Что же она делает здесь, в мрачном замке, в тёмном каземате, где стон пытаемых скопился в углах, тусклый и душный как пыль? Совершенно не вязалась с этим местом её диковинная прелесть, словно птица присела на выбеленный ветрами череп.