Судьба начертанная кровью

Дженсен Даниэль Л.

К каким бы уловкам она ни прибегала, чтобы обеспечить себе алиби в Фьяллтиндре, я знала, что она сговорилась с Харальдом, чтобы избавиться от Бьорна. Ей не пришлось бы прибегать к столь отчаянным мерам, если бы она смогла доказать, что я нарушила свою клятву. Хотя мой муж, возможно, и не убил бы сына за предательство, он наверняка лишил бы его наследства в пользу Лейфа, чего и добивалась эта стерва.

И Бьорн это знал. Знал, что Илва ищет способы избавиться от него. Но вместо того чтобы относиться ко мне как к

жене своего отца, он относился ко мне как… как к своей собственной.

При этой мысли у меня перехватило дыхание, и в голове пронеслись воспоминания о каждом мгновении между нами. Меня охватило тепло, но его быстро прогнал ледяной страх. Все было так, как сказала Бодил - Бьорн всегда отчаянно рисковал. Поэтому он, конечно, не боялся последствий того, что его поймают.

А вот я боялась.

Боялся за него. Боялась того, что Снорри сделает с моей семьей. Боялась чувства вины, которое мне придется испытывать, если все откроется.

Хорошо, что я сказала то, что сказала, потому что, возможно, это заставит его держаться на расстоянии. Может быть, он утешится в объятиях другой, чтобы подозрения рассеялись. Но как только эта мысль пришла мне в голову, на глаза навернулись слезы, а грудь сдавило так, что стало больно дышать.

Почему я так себя вела? Почему мне постоянно приходилось напоминать себе о логике и последствиях, до такой степени, что хотелось кричать на себя?

Почему я продолжала задавать одни и те же вопросы, хотя знала ответы на каждый из них?

Мы добрались до берега, и воительницы Бодил поднялись с мест, где они сидели под дождем. Каждая из них держала щит, и я уставилась на круги расписанного дерева. Это твоя судьба, Фрейя, сказала я себе. Это то, что провидица предсказала тебе. То, чего хотят от тебя боги. Все остальное не имеет значения.

***

Мы тренировались часами, Бодил спокойно объясняла мне, как сражаться в стене щитов и как бороться с более крупными противниками в одиночном бою, а ее воительницы с радостью били меня мечами, обмотанными шерстью. Я многому научилась, но ни разу не испытала такого воодушевления, как во время тренировок с Бьорном. Что, скорее всего, было к лучшему, поскольку я редко принимала правильные решения под действием эмоций. И все же я не могла не вздохнуть с облегчением, когда Бодил объявила об окончании тренировки, а ее воительницы разошлись в поисках еды и питья.

– Это было весело, - сказала Бодил, сидя на бревне с брошенным у ног оружием.

– Для тебя, может быть?
– Я застонала, мышцы протестующе заныли, когда я опустилась на землю.
– Завтра каждый дюйм моего тела будет фиолетовым.
– Скрестив ноги, я осмотрела свою руку, которая нещадно пульсировала, а ладонь, покрытая шрамами, саднила после того, как я целый день сражалась, сжимая в ней палку.

– Ты должна использовать мазь.
– Бодил наклонилась ближе и взяла мою руку.
– Ту, что сделал для тебя Бьорн.

Водя ногой по песку, я вспомнила все моменты сегодняшнего дня, когда чувствовала на себе его взгляд. Я

отказывалась встречаться с ним взглядом и ждала, затаив дыхание, пока он снова не покинет пляж.

– Я не знаю, почему его это так волнует.

Бодил долго молчала, но я чувствовала, как она внимательно обдумывает вопрос, взвешивая и оценивая его, прежде чем она наконец ответила:

– Это потому, что он чувствует себя виноватым, что именно его топор причинил тебе боль.

Очевидное оправдание его поведения. Я должна была сама догадаться.

– Это не его вина.

Бодил фыркнула.

– Отсутствие желания, чтобы что-то произошло, не делает человека невиновным, женщина. Ты знаешь это как никто другой.

Учитывая, что чувство вины стало почти постоянным моим спутником, я, действительно, знала это лучше многих.

– Более важный вопрос, который мы должны обсудить, - продолжила Бодил, - это почему ты сама не лечишь свои шрамы.

Я напряглась.

– О чем ты говоришь? Конечно, лечу.

– Я ни разу не видела, чтобы ты делала это добровольно.
– Ярл вытащила мою руку из кармана, куда я ее засунула, и осмотрела шрамы от ожогов - ее собственные руки были покрыты бесчисленными царапинами и порезами, свидетельствующими, что она - воин.
– Мазь снимает боль и делает руку более гибкой, но ты снова и снова игнорируешь это, несмотря на напоминания Бьорна.

Это правда? Я попыталась вспомнить, когда делала это самостоятельно, без подсказки Бьорна, но не смогла.

– Я… я забываю.

– Думаю, нет.
– Бодил выпрямила мою ладонь, вдавливая большие пальцы в ноющие сухожилия.
– И, хотя у Бьорна репутация человека с талантливыми руками, я не думаю, что ты из тех, кто страдает ради привлечения внимания. Я думаю, - она заколебалась, - что ты считаешь, что заслуживаешь этой боли.

Мне вдруг стало больно дышать, и я зажмурилась.

– Почему, Фрейя?

Слезы вытекли из-под век и побежали по щекам, когда ответ, скрывавшийся глубоко внутри, вырвался из меня.

– Мой муж Враги был куском дерьма, - наконец прошептала я.
– Он разрушил мою жизнь и сделал бы все возможное, чтобы разрушить жизнь Ингрид и Гейра, но… - Я попыталась сглотнуть, но не смогла и закашлялась.
– Я убила его, Бодил, а он этого не заслуживал. Не заслуживал топора в затылок только за то, что был ублюдком.

– Я не согласна, - ответила она.
– Репутация Враги была известна даже в Бреккуре. Ставлю все серебро в своем кармане на то, что по всей вашей деревне поднялось ликование, когда они услышали эту новость.

Я напряженно покачал головой.

– Может, он и был плохим человеком, но никто никогда не голодал. Он заботился об этом. А в Горных землях это имеет значение. Наш мир был суров и жесток, зимы уносили бесчисленное множество жизней, а неподготовленные или невезучие умирали от голода. Но не в нашей деревне, ведь у нас всегда была рыба.

Раньше.

А теперь, благодаря тому, что я убила его, скольких мы потеряем, когда наступит зима?

Но не поэтому я пренебрегала своими шрамами. И не поэтому я приветствовала боль.