Судьба по-русски
Шрифт:
Чувствовал в себе раздражение, чертыхался про себя, злился на всех и вся. А тут еще Женька маячил перед глазами: я давно заметил, что он ходит, как конь вокруг колодца, и все косится на беседку.
— Евгений, ты чего маешься?
— Дедуль, поговорить надо…
— Входи.
— Только я серьезно хотел потолковать.
— А разве я когда-нибудь говорил с тобой несерьезно?
— Не… Но я хотел по-мужски…
Та-а-ак, смекнул я: сейчас он покажет мне во всей красе реформы, свободу, плюрализм… Наверняка, насмотревшись видиков,
— Давай, Женечка, по-мужски. — А сам думаю: «Надо как-то потоньше и без сюсюканья побеседовать — парень-то уже не маленький, десять лет уже».
Внук сел, положил ногу на ногу, скрестил руки на груди — очевидно, ему казалось, что так он выглядит солиднее.
— Это будет наш секрет, — предупредил меня Женя.
— Разумеется.
В упор глядя на меня, не меняя величественной позы, он напрямик изрек:
— Дедуля! Одолжи мне миллион рублей!..
«Рублей» резануло словно дрелью по черепу (Женя картавил).
Фантастика какая-то! Это три моих месячных пенсии! Тогда я еще не получал «президентскую»… Нет, лучше бы про секс…
— Женя! Все дорожает… Но игрушка за миллион?!!
Он с досадой выдохнул, встал и посмотрел на меня как на дите неразумное.
— При чем здесь игрушки? — И видно было, что он расстроен моей реакцией. — Я ж серьезно…
— Но миллион! Миллион, Евгений, зачем?..
Он подсел вплотную ко мне и, слегка постукивая ребром ладони по столу, шепотом втолковывал:
— Я куплю акции… через год получу дивиденды… И с тобой рассчитаюсь… с процентами…
В слове «процентами» его «р» снова резануло мой слух…
Вот напасть! Я сам, как щенок, барахтаюсь в рыночном омуте — не знаю, где спонсора на фильм раздобыть, а внук запросто кидается словами «акции», «дивиденды», «проценты»… Может, это и есть новое поколение? Может, это им дано увидеть свет в конце тоннеля? Может, так и надо строить светлое капиталистическое будущее?.. Да-а!..
Но все же поговорили мы и серьезно, и по-мужски. Про все. Про то, что деньги надо заработать. Про то, что легко они достаются жуликам, авантюристам, аферистам, коих расплодилось нынче как саранчи — это они обирают доверчивых людей… Тут и «МММ», и «Чара», и «Тибет», и прочая нечисть…
Я сказал внуку, что к 10 июля (это его день рождения) мы с бабушкой уже решили подарить ему новый велосипед. Глаза у мальчика блеснули искорками удовлетворения и надежды. И совсем по-детски, не скрывая улыбки, попросил:
— Дедуль, ты про это никому. Ладно?
— Мы же мужчины!..
Женя оседлал старенький велосипед, увешанный всякими прибамбасами, и, скрипя и тарахтя, рванул к калитке.
Я, глядя ему вслед, подумал: «Надо будет когда-нибудь у него спросить: что мне с ваучером делать?»
Шапочное знакомство
Когда Василия Макаровича Шукшина не стало, вдруг откуда-то появилось невероятное число его друзей. И все они наперегонки торопились поведать миру о своей особой близости к этому талантливому, красивому человеку…
Я же был знаком с ним, как говорится, шапочно: просто, встречаясь, здороваясь на ходу, спешил выразить ему свое искреннее уважение. Признаться, было приятно отмечать для себя, что и он отвечал на мое «здрасьте» с искоркой симпатии. Только и всего, что было между нами.
Однажды в длинном мосфильмовском коридоре, где всегда была беготня, суета, столкнулись мы с Василием Макаровичем, что называется, «нос к носу». И тут впервые пожали друг другу руки.
— Что-то давненько не видать вас было, Макарыч, — сказал я.
Он поправил расползавшуюся под мышкой пачку книг и, не отрывая взгляда от них, ответил:
— Ездил к землякам за руку подержаться…
Это было в ту пору, когда он был захвачен замыслом поставить фильм о Степане Разине, а ему то давали на это денег, то не давали, то разрешали, то отговаривали, то просто запрещали… Шукшину было невыносимо тяжело, он страдал — порой до отчаяния. Нетрудно представить, как нужны были ему тогда друзья, товарищи, их поддержка…
И мчался он на родину — на Алтай, в село Сростки, к матери, к землякам, простым, бесхитростным людям, к своим «чудикам»… Там душа его, уставшая от столичных тягостных проблем, суеты, оживала, силы снова крепли…
«Ездил к землякам за руку подержаться…» Все чаще вспоминал я эти слова Василия Макаровича, когда меня самого одолевали невеселые мысли, когда, казалось, уже не было сил продолжать задуманное…
В июле 1990 года мне представилась возможность поклониться тому поистине святому месту, где началась нелегкая жизнь писателя, артиста и режиссера. Поклониться его матери, его землякам…
В день рождения на его родине, в Сростках, проводились традиционные ежегодные шукшинские чтения. У подножия горы Пикет, что сразу за селом, — сотни автомобилей. Такого скопища разномарочных машин я никогда прежде не видел.
— Откуда они? — спросил я у милиционера, деловито показывавшего только что подъехавшему автобусу место его парковки.
— Да отовсюду. Тут и барнаульцы, и новосибирцы, и тюменцы, и омичи…
— Получается, что люди приехали со всей Сибири?
— И с Урала. Мы вот приехали из Челябинска, — вступила в беседу молодая женщина, держа за руки двух сыновей лет десяти — двенадцати. В это время их отец, закрыв дверцы «Нивы», стал торопить семью — надо было успеть занять место на горе.
У меня редко выступают слезы от горя, печали. Зато от радости, счастья, восторга частенько что-то возникает в груди. И вот тут, в Сростках, при взгляде на такое море людское внутри меня снова встрепенулось это «что-то». Благодарно подумалось: как прекрасно, что сегодня, когда народ живет на пределе терпения, красота в душах не исчезает…