Судьба попугая
Шрифт:
— Да, — спокойно ответил контролер. — Григорием назову.
— Хорошее имя, — согласительно произнес Калачев. Храмов кивнул, выражая свое одобрение.
— Может, сразу отрадируем? — предложил радист.
— Завтра, — сказал Добрынин. — Чего спешить… Вытащил Добрынин после этого разговорчика себе мяса из ведра. Порезал его и тоже жевать принялся.
— Больше мяса не будешь? — спросил Добрынина Горошко.
— Не-е? — ответил тот.
— Тогда я это собакам отнесу! — сказал радист и, прихватив ведро, вышел.
Глава 10
После
Банов просиживал дни в кабинете за «Педагогической поэмой» Макаренко. «Поэма» казалась ему скучноватой, но он терпеливо, страницу за страницей прочитывал, выискивая и запоминая полезные мысли.
Иногда он отвлекался от книги и думал. Думал о том, что ему надо купить новый костюм, хотя в то же время что-то внутри протестовало по этому поводу. Уж очень привык он к зеленому сукну гимнастерки и хотя последнее время все чаще одевал вместо гимнастерки черный простого покроя пиджак, это никак не влияло на его привязанность к зеленому цвету, цвету, связывавшему его настоящее с военным прошлым.
Мысли Банова текли свободно, они легко перескакивали с предмета на предмет.
Двери в кабинет на мгновение приоткрылись, и директор школы увидел заглянувшего и тут же исчезнувшего за дверью завуча Кушнеренко.
В последнее время завуч вел себя странновато и подозрительно.
Вчера он спросил, почему Банов не слушает радио.
Два дня назад очень интересовался, о чем Банов писал в своем сочинении в Кремлевском Дворце Съездов. Банов ему кратко ответил, назвав тему сочинения, но Кушнеренко, как показалось директору школы, остался недоволен. Что он хотел узнать? И зачем? Да и если бы даже Банов пересказал ему свое сочинение, он все равно, наверно, был бы недоволен. Ведь сочинение получилось ку-цое, всего полторы странички.
Банов вспомнил те несколько часов, проведенных в огромном зале Кремлевского Дворца Съездов. Было тихо, и только ручки поскрипывали.
Там собралось не меньше тысячи директоров школ, все в костюмах, все с портфелями. И интересно, что когда объявили перерыв, все директора, а может быть и не все, а только те, которые сидели рядом, достали совершенно одинаковые бутерброды с докторской колбасой.
Банов усмехнулся.
Отложил книгу.
Посмотрел на часы.
Позвонил Карповичу.
За окном снова лил дождь,
— Ну как там дела? — спросил Банов Карповича.
— Там? — переспросил Карпович, понимая, что имеет в виду его товарищ. — Там все хорошо.
— Ты не узнавал… насчет того, чтобы я с Кларой пошел туда?
— В четверг можно, — прошептал Карпович. — Встретимся там же в девять. Возьми с собой портфель для солидности. И она тоже пусть возьмет. Понял?
— Да, — ответил Банов.
— Ну, до встречи.
В четверг, придя первым к Лобному месту, Банов снова увидел недалеко от себя знакомого постового милиционера. Милиционер, казалось, тоже узнал Банова и подошел.
— Товарища ждем? — спросил он приветливо.
— Ага, —
— А потом куда? В музей?
— Нет, — ответил Банов и опустил взгляд на свой портфель. — В Кремль…
Милиционер тоже посмотрел на коричневый портфель Банова.
Директор школы почувствовал себя неудобно. Портфель был довольно старый, но утром Банов провел полчаса, стараясь обновить его посредством коричневого крема для обуви. И теперь туфли и портфель Банова казались как бы родственными, словно были составной частью какого-то необычного костюма.
Милиционер, видимо, догадался насчет портфеля. Он дотронулся до него пальцем, потом понюхал палец и улыбнулся.
— Хорошая идея! — сказал он одобрительно. — Ая так и не попал еще в музей…
Банов решил поддержать разговор, тем более, что милиционер ему нравился, был он, по всей видимости, простым парнем, простым и сердечным.
— Не было времени? — спросил Банов.
— Был один выходной… — произнес милиционер. — Но мне поручили новогодние поздравления писать…
— Так еще рано! — удивился Банов.
— Лучше заранее… Мне ведь сто сорок поздравлений написать надо.
— Так много друзей? — Банов улыбнулся.
— Нет, — ответил милиционер. — Поздравления от нашего отдела другим отделам. Несложно, но много времени забирает.
Банов понимающе кивнул.
Подошла Клара — в руках красный кожаный портфель, с виду новенький.
Милиционер вежливо откланялся и вернулся на свой пост.
Вскоре появился Карпович в своем рабочем темно-синем костюме.
Втроем они вошли в Кремль. Быстро и деловито простучали каблуки Клары по бетонированной дорожке вдоль внутренней стороны Кремлевской стены. Банов и Карпович шагали беззвучно, но рядом.
Вот уже и знакомое приземистое зданьице за голубы, ми елочками. Открытые настежь двери.
— Придется пешком спускаться, — сказал Карпович, остановившись уже внутри зданьица. — Лифт поломался, да и все равно втроем туда никак не забраться.
Пройдя коридором и свернув налево, все трое окунулись в полную темноту.
Сырой воздух щекотал ноздри.
Клара чихнула, и гулкое эхо побежало куда-то вниз, по невидимым коридорам и ступенькам.
Дорога вниз заняла около часа. Глаза Банова привыкли к темноте, он даже различал фигуры шедших впереди Клары и Карповича.
В конце концов ступеньки закончились.
Карпович открыл какие-то двери. За ними был свет.
Пустая комната. На стенах — плакаты о бдительности и о любви к Родине. Еще одна дверь с надписью: «Предъяви пропуск!» Банов вопросительно глянул на Карповича.
— Там сейчас никого нет, — успокоил его Карпович. — Пошли!
За дверью светило солнце. Клара, выйдя на Порог, зажмурилась.
Банов поглядел вокруг — красота, словно вечное лето. Зелень, деревья, одуванчики…
К холму, на котором жил Кремлевский Мечтатель, они вышли в этот раз быстрее и, как показалось Банову, другой тропинкой.