Судьба страха
Шрифт:
И вот именно в тот момент когда я наслаждался восхитительным обедом из cerkez tavugu — то есть вареной курицы по-черкесски с соусом из грецких орехов и красного перца, — поданным несколько измордованным, но очень подобострастным моим персоналом, Фахт-бей имел оскорбительную наглость опять потревожить меня звонком по переговорному устройству.
— Они готовы для совещания с вами, — сообщил он,
— Как-нибудь в другой раз, — сказал я.
— Тогда я проголосую за то, чтобы доктора Кроуба отправили в бункер дезинтегратора.
— Постой, постой, — заволновался я и стал быстро соображать. Я прекрасно
— Ладно, сейчас буду.
Совещание происходило в помещении рабочих ангара. Мрачные лица собравшихся не предвещали ничего хорошего. Я вошел, сжимая в ладони бластик — рисковать мне совсем не хотелось. Садиться не стал: не то что бы мне не предложили, нет, — просто было вполне очевидно, что лучшего места, чем у стены, для спины не найдешь.
Доктор Кроуб находился у них в руках. В повязках — скорее всего наложенных им же самим — он скрючился на полу в окружении трех охранников, под дулами их пистолетов.
— Я за смертную казнь, — сказал первый пилот-убийца, которого Кроуб ранил штыком.
— Я поддерживаю, — сказал второй.
— Дело решено, — сказал капитан Стэбб. — Приговор: повешение на зубах, пока не упадет в котел с кипящим электронным огнем.
— Постойте, — вмешался я, — я не присутствовал при даче свидетельских показаний и не голосовал.
— Вы желаете взять его под свою ответственность? — вопрошал Фахт-бей.
По мне, эти ребята чересчур уж спешили. Зеленый свет осветительного плафона нисколько не добавлял веселья этому месту. Я лихорадочно размышлял. Фахт-бей предложил мне лазейку, но весьма скользкую. По волтарианским законам каждый, у кого хватает глупости взять на себя ответственность за осужденного, даже приговоренного к казни, может получить его в свое распоряжение. Именно так и удалось Аппарату собрать под своим крылом «казненных» преступников. Возникала только одна небольшая загвоздка: если такой преступник впоследствии совершал какое-то преступление, тогда того, кто взял за него ответственность — поручителя, — также могли обвинить в том же преступлении и в случае вынесения смертного приговора казнить вместе с преступником.
— Совершенно очевидно, — говорил пилот-убийца, раненный штыком, видимо, выступающий в роли председателя суда, — что вышеуказанный доктор Кроуб не пременно совершит еще какое-нибудь преступление против работников базы, какой бы тяжести оно ни было. В этом случае поручителя можно казнить по закону. Поэтому суд удовлетворяет его просьбу. Пусть все, кто «за», поднимут указательный палец правой руки. Решено. Вы поручитель, офицер Грис. Судебное совещание закрывается.
— Подождите! — вскричал я.
Они все вышли, включая охрану.
Это была судебная инсценировка!
О, какими же они оказались хитрыми (…)! Вероятность того, что доктор Кроуб выкинет еще какой-нибудь номер, не подвергалась абсолютно никакому сомнению. Я знал этого человека! Какой убийственный реванш со стороны пилота-убийцы! Я стал кандидатом в покойники и самым законным образом. И именно теперь, когда мне везде сопутствовала удача. Какой подлый удар!
Кроуб, припав к полу, взирал на меня блестящими черными глазками, видимо, соображая, во что меня превратить. «Надеюсь, не в паука», — подумалось мне. Терпеть не могу пауков.
Я раздумывал. Кроуб вжимался в пол.
Я вспомнил выражение лица, с каким взглянул на меня, уходя, тот убийца-пилот.
Я увидел висящую над койкой бухту проволочного троса, используемого для страховки.
Идея!
Я взял этот трос, обмотал им ноги Кроуба, тело вместе с руками, шеей и головой, и завязал тройным узлом, заделав концы троса в узел. Даже призрак не мог бы выбраться из этого плена. После этого я побежал к себе, достал из сейфа пятьдесят тысяч турецких лир — это примерно пятьсот американских долларов, — вернулся бегом назад и разыскал главного строителя. Показав ему деньги, я сказал:
— Хочу заключить сделку.
Как я и предполагал, он изумленно выпучил глаза. Я продолжал:
— Вы построите мне камеру, такую, о которой никто еще не слыхал, и тогда получите эти деньги.
Он хотел было выхватить их у меня, но я реагировал куда быстрее.
— Когда она будет сделана и пройдет испытание, — заявил я.
— Несколько тысчонок вперед, — потребовал он. Я отсчитал десять тысяч лир и подал ему, сказав:
— Остальное — по исполнении плана. Он взялассигнации и поинтересовался:
— А где же он, этот план?
Одну маленькую деталь я все же упустил. Поэтому, усевшись рядом с похожим на кокон Кроубом, я стал рисовать план.
Такими вещами можно увлечься и забыть обо всем на свете. Начав рисовать, я просто не знал, когда остановиться, все думал и думал, каким еще способом он мог бы выбраться наружу. Но наконец я закончил, и если я сам говорю, то поверьте: это был просто шедевр!
В самом конце коридора арестантской находилась большая камера, которая никогда не использовалась. Поперек коридора, перед входом в камеру, я хотел установить лист бластонепроницаемой стали, глубоко заделанный в каменные стены, с пуленепробиваемым смотровым окошком. Дверь в этом заграждении открывалась бы только посредством комбинационного замка. За стальным листом располагалась бы обычная тюремная решетка с дверью.
Между двумя непроницаемыми преградами я хотел поместить систему лучевой сигнализации: если кто-нибудь оказался бы внутри, по всей тюрьме поднялся бы звон. Далее, не исключалась возможность того, что Кроуб сможет уговорить охранника, что он уже и сделал однажды. Поэтому я не хотел оставлять никаких путей сообщения через эти преграды. Для этого требовалось пробурить новое вентиляционное отверстие прямо вверх до выхода на воздух и замаскировать его за скалой на склоне горы.
Кроуб мог бы, вероятно, попытаться пролезть через эту шахту наружу, поэтому требовалось снабдить ее острыми костылями, способными пробороздить любого, кто попытался бы это сделать. Кроме того, в шахте предполагалось установить взрывные заряды с проволочными силками, способные разнести на кусочки любого, кто попытался бы взобраться по вентиляции вверх. Я также предполагал перекрыть внутренний и наружный выходы шахты пилообразными лучами. Таким образом, Кроуб не смог бы вступить в сообщение ни с кем в этом камерном блоке. Воздух мог поступать нормально, но человеку выбраться из заточения было не суждено.