Судьба-волшебница

Полякова Татьяна Васильевна

– Его фамилия Левандовский. Ты же знаешь, у нее весь мир делится на наших и всех остальных. Левандовский – польская фамилия.

– Где-то я ее уже слышал, – буркнул Герман. – Ты хочешь сказать, что Арни убили из-за этих дурацких показаний?

– И убили те, – добавила я, – кто требовал, чтобы он узнал в мужчине соседа.

– Почему они, а не тот же Серов, к примеру?

– Потому что, в-первых, Серов арестован, а, во-вторых, ему это не выгодно. У ментов есть показания Арни, но теперь нет самого Арни,

чтобы под давлением защиты их изменить.

– Да это чушь! – рявкнул Герман, привлекая к нам внимание немногочисленных посетителей кафе. – Я, скорее, поверю, что он сам на себя руки наложил. Ты явилась сюда, у него снесло крышу, когда ты, по обыкновению, начала его дразнить. Он всегда был на тебе помешан… Господи, – стиснув зубы, пробормотал он. – Этого не может быть.

Герман поднялся, схватил сумку с документами и, не сказав больше ни слова, пошел к выходу. Расплатиться я успела еще до его прихода, оттого, выждав минуту, покинула кафе. Гера переходил дорогу, направляясь к офису своей фирмы, который был напротив, а я поискала глазами машину Левандовского. Он сумел приткнуть ее неподалеку от кафе.

– Судя по сияющим глазам, тебя можно поздравить, – проворчал ясновельможный, когда я села рядом.

– Он знает, кто заставил Арни изменить показания, – заметила я, очень рассчитывая на поощрение в виде поцелуя.

– Он что, признался?

– Нет, конечно. Но я-то его хорошо знаю.

– Еще бы. Любовь всей твоей жизни.

– Жаль, я твою не видела. Пухлая тетечка лет тридцати пяти с оплывшим личиком и бюстом четвертого размера?

– Явное преувеличение. Я что, выгляжу дядей под сорок?

– Ты выглядишь роскошно, только перестань попрекать меня ошибками юности. Они есть у всех, но не все способны их исправить.

– Тебе-то, без сомнений, это блестяще удалось. Кажется, твоя былая любовь в офис не спешит, – кивнул он в сторону парковки.

Так и есть. Машина Германа как раз выезжала на проезжую часть. Мы тут же пристроились за ним.

– Откинь сиденье, – скомандовал Левандовский. – Он может тебя заметить.

Сиденье я откинула и теперь сгорала от нетерпения.

– Ты хоть расскажи, что происходит?

– Ничего. Едет человек куда-то, а мы едем за ним. Правда, едет торопливо, я бы сказал, несется как угорелый.

Минут через пять я вновь спросила:

– А сейчас?

– И сейчас ничего. Отстань, Зоська, боюсь его упустить.

Мы его не упустили. Вскоре Левандовский остановил машину, а я, приподнявшись, с интересом огляделась:

– Где мы?

– В моей машине. А твой Герман вон в том здании. Принадлежит оно некоему господину Сергеенко.

– И он конкурент твоего Серова? – расплылась я в довольной улыбке.

– Он был третьим в списке претендентов на большую пакость, но оказался самым шустрым.

– Теперь мы знаем, кто убил Арни, и жену

твоего Серова, скорее всего, тоже.

– Знать и доказать – не одно и то же, детка. Но скажу честно, жизнь ты мне значительно облегчила. Если я покажу тебе фотографию блондина, которого ты видела возле дома Арни, сможешь его узнать?

– Смогу.

– Отлично. Поехали отсюда.

– Куда? – заволновалась я. – Разве ты не хочешь поговорить с Герой? Мы его сейчас так прижмем, он нам все выложит.

– Давай его лучше сразу пристрелим. Чтоб не думалось.

– О чем не думалось? – растерялась я.

– О том, что твое девичье сердце вновь к нему потянется.

– Левандовский, ты дурак, – сказала я.

– Да? А я бы все-таки пристрелил.

Он развернул машину, и мы поехали, как выяснилось, к Стасе.

– Значит так, прекрасная паненка, сидишь у старушенции и ничего не делаешь. То есть никаких гениальных идей. Я сейчас буду очень занят, в общем, постарайтесь обойтись без приключений. Дверь никому не открывать, самой никуда не выходить. Если что-то вдруг покажется подозрительным: машина во дворе и прочее в том же духе – немедленно звонить мне.

– А ты?

– А я занят. Можешь, кстати, меня поцеловать, вдруг не свидимся больше?

– Ты шутишь? – заволновалась я.

– Насчет поцелуя не шучу.

– Тогда расцелую, когда вернешься.

Он поднялся вместе со мной на третий этаж и сам позвонил в Стасину дверь. Стася предстала перед нами с зажатым в зубах мундштуком. Курить она бросила еще до моего отъезда, но иногда, нервничая, грызла мундштук.

– Что случилось? – испуганно спросила я.

– Ничего. Где вас носило, бесовы дети?

– Вам все расскажет пани Зоська, – приложившись к ее ручке, торопливо заверил Левандовский и сбежал.

– До чего ж хорош, – покачала головой Стася. – Скинуть бы мне годков пятнадцать…

– Пятнадцать? – уточнила я. – Возьмите себя в руки.

– И куда понесся наш шляхтич? – хмыкнула Стася.

Я подробно рассказала о достижениях этого дня и пригорюнилась.

– Ясновельможный настаивал, чтоб мы ничего не делали.

– Ну, в этом я большая мастерица. Обедать будешь?

– Нет, спасибо. Успела поесть, пока ждала Германа.

– Так и знала: не обошлось без этого проходимца, – сказала Стася. – Ясно как белый день, он брата надоумил в мужике соседа признать. А теперь забегал. Как бы и его не пришибли, вот бы послал господь такое счастье.

– Стася, – возмутилась я.

– Да ладно, пусть живет, лишь бы от тебя подальше держался.

– А вы чем занимались? – спросила я.

– Музицировала, – кивнула она на допотопное пианино с канделябрами.

– Сыграйте что-нибудь наше, исконно польское.

Стася села за пианино и загрохотала полонез из «Лебединого озера».