Судьба-волшебница
Шрифт:
– Ну, как? – развернулась она ко мне, закончив свое выступление. – В каждой ноте польская стать.
– Стася, я живу в культурной столице, что вы мне голову морочите, это Чайковский.
– А я что, спорю?
– Только не говорите, что он поляк.
– Но ведь как, шельмец, уважил. Мазурку хочешь?
– Валяйте.
Пока гремела мазурка, я думала о Левандовском. Куда он отправился и насколько это может быть опасно? Ничего не делать оказалось занятием не из простых. Мы и пирог испекли, и новости посмотрели, и дважды обсудили, кто кого убил
– Привет, – голос звучал с легким намеком на подхалимство. – Извини, если я тебя обидел…
– Что ты, я понимаю, – торопливо ответила я и подумала: приди нам охота сыграть в «говорящих правду» с Германом, мы б наверняка друг друга очень удивили.
– Я весь день сегодня голову ломал над твоими словами… глупости все это, Соня. Если бы на Арни кто-то давил, я был бы в курсе. Ты моего брата знаешь не хуже меня. Да он рубашки покупал, и то со мной советуясь. Хочешь, я к тебе приеду? – без перехода предложил он. – Можем сходить куда-нибудь.
– Я в гости забрела, к однокласснице. Девчонки собрались… сто лет не виделись.
– Да? Жаль. Позвони мне, когда закончите, я тебя встречу…
– Нашелся умник, – фыркнула Стася, когда я отложила телефон. – Ночевать у меня оставайся, мало ли что.
В тот вечер Левандовский позвонил поздно, сообщил, что особых новостей нет, и советовал продолжить нам ничего не делать. Намерение ночевать у Стаси приветствовал.
Утром он тоже не появился. Мы приготовили обед и всерьез затосковали. Ко всему прочему, коварный кот перелез на соседний балкон, откуда изводил нас мяуканьем. Чтобы вернуть его домой, пришлось бы идти в соседний подъезд, а об этом ничего в инструкциях сказано не было. Стася инструкции ясновельможного очень уважала и в дверях стояла насмерть, не выпуская меня. Наши нервы оказались на пределе, когда во дворе появилась машина Левандовского, а затем он сам помахал нам рукой и вошел в подъезд.
– Накрывай на стол, – зашипела Стася и бросилась отпирать дверь. Пока они обменивались любезностями в прихожей, стол я успела накрыть.
– Это Казимирович? – прислушиваясь, просил Левандовский, входя в кухню.
– Орет на соседнем балконе, – вздохнула старушка.
– Вам надо было назвать его Паваротти.
– Не у всех соседей нервы железные, боюсь, кота мы лишимся.
Левандовский вышел на балкон, я подумала, что он сам за котярой полезет, уж очень решительной была его физиономия, но он, вперив взгляд в кота, сказал хмуро:
– Пошли.
Только я собралась произнести громкое «ха», как кот, мягко ступая по узкому карнизу, легко преодолел пространство, разделяющее два балкона, спрыгнул на пол, ускорился и в результате вошел в кухню раньше ясновельможного.
– Пан Левандовский, – ахнула Стася. – Да вы просто волшебник.
– Моя дружба с котами зародилась еще в раннем отрочестве, – заявил он, устраиваясь за столом, сервированным в лучших польских традициях.
– Может
– Простите, не могу, за рулем.
– А я, с вашего позволения, выпью. Зоська, будешь?
– Коньяк – не подходящий напиток для юной девушки, – с достоинством ответила я.
– И правильно, – кивнула Стася, – мне больше достанется.
Кот устроился на подоконнике, откуда на нас поглядывал, хитро щурясь. Левандовский со старушенцией вели бесконечную светскую беседу, а мне очень хотелось знать, что он делал все это время. Я терпеливо ждала, уверенная, что чем больше я буду проявлять нетерпение, тем дольше их болтовня продлится. Я подала кофе, Стася не замедлила плеснуть в свою чашку коньячка, и тут Левандовский заявил:
– Твоего бывшего арестовали.
– Кого? – растерялась я.
– Германа Купченко. Я по наивности предполагал, он у тебя один.
– Наконец-то, – заголосила Стася, воздев руки, это, видно, коньяк так действовал. – Услышал наш Господь мои молитвы. А за что его? – закончила она с некоторым удивлением.
– По подозрению в совершении убийства.
– Вот, – ткнула пальцем Стася в дорогого гостя. – Я всегда говорила: этим все и кончится. У него на роже написано: душегуб и разбойник. Еще когда под стол пешком ходил. У меня интуиция получше, чем у дипломированных экстрасенсов.
– Кого он убил? – нетерпеливо перебила я соседку.
– Брата, – ответил Левандовский. – После некоторых колебаний было решено, что Арни не сам на себя руки наложил. А так как Герман рассказал о ссоре с братом с элементами мордобоя, то и оказался подозреваемым, боюсь, единственным. Через трое суток его, скорее всего, выпустят, если еще что-нибудь на него не нароют.
– Но это глупости, – возмутилась я. – Герман не убивал брата, с какой стати?
– Придумают чего-нибудь, – философски пожал он плечами.
– А прослушка в квартире Арни? Как они это объясняют?
– А никак.
– Ну и ничего, посидит немного, – влезла Стася. – Много-то не дадут. Деньги есть, откупится. Ему только на пользу.
– Идиотизм какой-то, – буркнула я, отодвигая чашку в досаде.
– Нашла о ком горевать. Сколько раз повторять: он тебе не пара.
– Нельзя сажать человека за то, чего он не совершал. Марк Владиславович, вам эта идея должна быть близка, как никому другому.
– Желаете нанять меня в адвокаты сердечному другу, пани Зоська? – ехидно поинтересовался он.
– Надеюсь, адвокат у него уже есть. Вы-то сами что думаете делать? Убийство Арни напрямую касается вашего клиента…
Тут он достал из кармана пиджака фотографию и положил на стол.
– Похож на блондина, которого ты видела?
Я взяла в руки фотографию. Сомнений не было: этот тип сидел в машине возле дома Арни. Фото сделано на улице, изображение слегка смазано, здесь он казался симпатичнее, наверное, из-за выражения лица, задумчивого, почти мечтательного.
– Это он, – сказала я, возвращая фотографию.