Судьба. Книга 4
Шрифт:
Аппетит у Черкез-ишана моментально пропал.
— Почему не едите, товарищи? — спросил он. — Не нравится обед?
Послышались разрозненные голоса:
— Ай, ничего.
— Нравится немножко.
— Про пищу, в которую положена соль, дурного не скажешь.
— От запаха душу воротит.
— Копек, не порочь пищу! Перестань!
— Пусть она пахнуть перестанет, тогда и я замолчу.
Черкез-ишан понял, что допустил ошибку, предложив аульным жителям еду по своему вкусу. Не зная, как
— Вы, наверное, устали. Отдохните пока в саду, погуляйте. Сейчас вам приготовят настоящую туркменскую шурпу, и вы покушаете.
До самой темноты группками по двое, по трое курсанты бродили в саду. После ужина, оказавшегося более удачным, нежели обед, Черкез-ишан пожелал своим курсантам доброй ночи и ушёл домой. Курсанты сгрудились в спальне. Они устали от бурных впечатлений дня, однако никто не решился первым лечь.
— Неужели нас заставят ложиться в темноте?
— Лежащему человеку свет не нужен.
— Посмотреть надо, где твоё место.
— На каком ляжешь, твоим и будет.
— Здесь ни у кого нет места, купленного за деньги.
Пришёл завхоз с лампой. Разговоры прекратились.
— Уляжетесь — свет погасите, — предупредил завхоз, вешая лампу на потолочный крюк. — Керосин беречь надо.
— Погасим, начальник, не беспокойся.
— В ауле без лампы сны смотрим.
— Ахов, люди, смотрите: и фитиль у лампы круглый и огонь круглый!
— Русские до всего додумаются. Светло-то, как днём!
— А дырка у лампы посередине зачем?
— Чтобы вниз светила.
— Почему же она не светит вниз?
— Кто её знает…
К разговаривающим протискался Копек.
— Я знаю, зачем дырка.
— А ну, говори, если знающий.
— Копек всё знает, как удод царя Сулеймана.
— А ты молчи, если аллах умом обидел! А дырка вот зачем нужна: если сверху не на что лампу повесить, в дырку вставляют палку, а другой конец палки втыкают в землю.
Кто-то прикрыл ладонью вентиляционное отверстие. Лампа сразу закоптила, свет потускнел.
— Ахов, люди, она, оказывается, дышит через дырку!
— Воздух в ней горит, что ли?
— Конечно, воздух! Смотри: закроешь — гаснет, отпустишь — опять светло.
— Не болтайте глупостей! Кто это видел, чтобы воздух горел? Тогда у всех в ауле такие лампы были бы.
— Правда твоя. Татарин тоже велел, чтобы керосин берегли.
— А может, в русских лампах действительно воздух горит вместо керосина?
— Конечно! У русских даже воюют сидя!
— Что-то у меня в животе бурчит, люди.
— Забурчит от такого вонючего обеда.
— Не гневи бога, Копек, второй обед хороший был.
— Грешно говорить дурное про соль.
— Мы не спорим, что соль там была, а только говорим, как оно есть.
— Копек
— Правильно! Непристойно человеку есть пищу свиньи!
— А почему другие люди едят? — заспорил Копек.
— Кто ест картошку, тот ест и свинью, — внушительно ответил ходжам. — Если ты ешь свинью, — тьфу, избави господи от такой мерзости! — то должен есть и корм, которым она питается.
— Почему же мы не едим траву, которой питается овца?
— Помолчи, Копек! — ходжам начал сердиться. — От тебя всё равно умного слова не услышишь! Ты и помидоры собираешься употреблять в пищу?
— Чем же они плохи?
— Они цвета крови, потому что выросли на месте, где. во времена пророка Сулеймана капыры пролили кровь правоверного.
— Хе! Хурма ещё краснее! Она на чьей крови выросла?
— Глупый ты, Копек, и мысли у тебя глупые. Можно подумать, — что ты собираешься надеть косоворотку и штаны в обтяжку.
— А что, и надел бы! — не унимался Копек, чувствуя молчаливую поддержку и одобрение товарищей. — Если вам, ходжам-ага, ещё не наскучило трясти широкой мотней, то мне больше нравятся такие штаны, как у магсыма-ага. И рубашка-косоворотка нравится. И вообще мне нравятся городские обычаи!
С этими словами Копек демонстративно лёг на кровать. Послышался смех и поощрительные восклицания. Пегобородый ходжам молитвенно поднял руки кверху:
— О аллах чтущих и праведных! Поистине терпение твоё неистощимо! Взгляни на этого неразумного: улёгся на четырёхногой и не думает о том, что грешно и непристойно это!
— Почему непристойно, ходжам-ага?
— Потому что надо чтить обычаи своего народа, а народ наш испокон века не знал, что такое «кырабат», спал на земле господней и был отмечен благостью аллаха.
— Значит, совсем особый народ? — допытывался Копек.
— Совсем особый, — подтвердил ходжам.
— А если бы другие народы носили чалму, вы не стали бы носить?
— Сразу сбросил бы.
— Вот вы и попались, ходжам-ага! Сбрасывайте немедленно! Потому что чалму носят и другие народы!
— Где носят?
— В Хиндустане носят!
— Ты был в Хиндустане?
— Нет, но слышал от того, кто был.
— Вы не видели и не слышали! — раздражённо сказал пегобородый. — У меня нет к вам слов! — Он сдёрнул с ближайшей кровати матрац и принялся устраивать себе ложе на полу.