Судьбе наперекор

Лукина Лилия

— Спасибо большое, Тамара,— сказала я, поднимаясь.

В дверях я повернулась, чтобы попрощаться, и увидела обращенный на меня серьезный, совершенно недетский, даже враждебный взгляд Оли Фомичевой.

— Ну вот и новый фигурант у нас появился! — спокойно сказала я, не собираясь сыпать соль на их раны.

— Да ни при чем здесь этот парень! — отмахнулся от меня Солдатов.

— Ты судишь по тому, что раз Тамара о нем рассказала, то не он убийца? Нет уж! Будем проверять, раз уж на него натолкнулись! — решительно заявила я и попросила Чарова: — Михаил, ты на нее кобелей не спускай, что она этого парня на территорию провела,— я бы за бесплатно тоже выкладываться не стала, тем более что,

вопреки вашим прогнозам, держалась она довольно приветливо. А вот Оля Фомичева, в силу возраста, эмоции свои скрывать еще не научилась и смотрела на меня, в отличие от Тамары, как на классового врага, родовую вражду лелея.

— Брось ты, Елена,— махнул рукой Пончик.— Лелька и сердиться-то не умеет. Это же ватрушка, а не девчонка. Ей бы приготовить что-нибудь вкусненькое да пожевать. Когда Фомич свой день рождения на заводе отмечал, она такой стол накрывала, что закачаешься. Оторваться невозможно было.

— А у нее что, родителей нет? — спросила я.

— Почему это нет? — удивился он.— Есть, конечно, только они уже много лет за границей по контракту работают. А она здесь при бабке с дедом выросла. Хорошая девчонка, неиспорченная,— и улыбнулся: — Повезет кому-то!

Около двери в приемную по-прежнему стояли двое парней, и еще двое сидели внутри на диване. Манька-Анжела, должно быть, напропалую экспериментировала со своей внешностью, потому что волосы у нее сегодня были зеленые с несколькими желтыми прядями, а ногти — синие. При виде Чарова она обиженно поджала губы и отвернулась, а сам Михаил скривился, как от зубной боли.

— Один? — спросил Солдатов у нее, кивнув на дверь.

Манька даже ответить не соизволила и, демонстрируя крайнюю степень негодования, только небрежно повела пальчиком в сторону двери — идите, мол.

В кабинете расплывшийся в кресле пьяный Наумов старательно пытался придать себе трезвый вид. Увидев меня, он заулыбался.

— А-а-а, передумала?

— Да,— сказала я, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.— Но могу передумать еще раз. Хочешь?

Он с трудом оторвал руку от подлокотника и помотал ею, видимо, это должно было означать — нет.

— Сколько? — он имел в виду мой гонорар.

Я не собиралась посвящать Михаила с Семенычем в свои дела, поэтому подошла к столу, написала цифру в долларах на листке бумаги, показала Наумову и сказала:

— Аванс.

Он сосредоточился, разобрал сумму и кивнул. С трудом поднявшись, он ушел в комнату отдыха, повозился там и, вернувшись, протянул мне сложенную вчетверо газету. Я приоткрыла ее и провела ногтем по краю банковской упаковки — вроде все нормально.

— Не доверяешь? — Наумов хотел укоризненно покачать головой и чуть не свалился, но удержался на ногах.— И правильно! — неожиданно заключил он.— Чего тебе еще надо?

— Доверенность на представление интересов завода.— Да... Таких клиентов у меня еще не было.

Наумов, успевший добраться до кресла, снова кивнул и сказал:

— Мишка, подготовь, чего надо.— Чаров пошел к двери, но тут Наумов окликнул его: — Мишка, ты когда Маньку к Власову отвезешь? Она мне уже плешь проела со своими истериками,— и пьяно пожаловался мне: — Бью — не помогает! — и он снова обратился к Чарову.— Ты ему скажи, что я заплачу. А не хочет по-доброму, так мы и по-другому можем.

— Между прочим, Власов — брат Матвея,— небрежно бросила я, глядя на Наумова и делая рукой знак Михаилу, чтобы он шел заниматься делами.— Ты хочешь с Матвеем бодаться? Из-за Маньки?

— Ты что, серьезно? — от такой новости он даже заметно протрезвел.— Не-е-е, обойдется. Что я, дурак, что ли? — и бросил Солдатову: — Позови, кто там из мальчиков в приемной. Пусть зайдут.

В кабинет вошли двое сидевших в приемной охранников.

—

О! — тыча в них пальцем, сказал Наумов.— То, что надо. Это Малыш и Карлсон,— объяснил он мне и обратился к ним, тыча пальцем уже в меня.— В ее распоряжение. Будете делать, что скажет, и джип возьмите, чтобы не хуже, чем у других, было.— Те молча кивнули, посмотрели на меня и вышли.

Он что же, Матвею собирается подражать, подумала я, села около стола для заседаний, закурила, стала присматриваться к Наумову, и оказалось, что он не так пьян, как притворяется. Думать мне никто не мешал — Солдатов тихонько сидел на стуле, а Наумов якобы задремал.

А что я знаю о Николае Сергеевиче Наумове? Ведь в папке о нем ничего нет. Судя по тому что Морда держал его при себе, он не дурак — таких у Морды не водилось. Да и сам Мордовин, несмотря на то что действительно был психопат и наркоман, дураком не был, иначе не смог бы подмять под себя все мелкие группировки и контролировать потом половину самого большого в Баратове района. И райотдел такое положение вещей, откровенно говоря, устраивало: лучше иметь двух постоянно конкурирующих между собой авторитетов, каждый из которых не прочь подставить соперника, проще говоря просто сдать при случае, чтобы выторговать себе некоторые временные поблажки, чем одного крупного, который станет настоящим хозяином района. Семеныч сказал, что Гадюка был у Морды на подхвате. А если хорошенько вдуматься в смысл этого слова, то Наумов действительно после смерти Морды подхватил и группировку, и шалаву Лариску с девчонками, а теперь и все, что осталось после богдановской семьи, а директорчик нахапал для своей семейки немало. Не его ли рук это дело? И то побоище в сауне — ведь змеям чувство благодарности неведомо,— и все многочисленные трупы сейчас? Нужно будет о нем все как следует выяснить. Может быть, мы с Михаилом и Пончиком за деревьями леса не видим? С самим Наумовым разговаривать бесполезно... Пан? Но соваться к нему сейчас не следует. Ладно, подожду.

Тут появился с отпечатанной доверенностью Чаров, Наумов подписал ее, шлепнул печать, и мы вернулись в кабинет к Солдатову.

— Уважаемые! Интересные мысли мне в голову пришли. Не желаете выслушать? — и я рассказала им о своих предположениях.

Солдатов крепко задумался, гладя себя по голове, и по его виду было видно, что он размышляет — говорить или не говорить, но потом он решился:

— Насчет Морды и роли Наумова в группировке ты, Елена, права. На подхвате не на подхвате, но последнее время руководил группировкой именно Гадюка, потому что Морда был уже совсем, как теперь говорят, неадекватный.

Делал он это потихоньку, в глаза не лез, не наглел, а когда все ниточки к рукам прибрал, то договорился с Дьяком. Знаешь, кто это? — он посмотрел на меня, и я кивнула головой — это был второй авторитет, контролировавший Пролетарский район.— Пообещал ему, что в легальный бизнес уйдет, а район ему оставит. Дьяк исполнителей из Казани вызвал, они-то Морду с ближним окружением и расстреляли тогда в сауне и в тот же вечер уехали. Но к убийствам Богдановых он, я думаю, да и Михаил, наверное, со мной согласится, непричастен — невыгодно ему это. Ты же слышала, что Петрович на ладан дышал и собирался официально все оформить, чтобы Наумова вместо себя оставить, а Ритка, Лариска и Толька никогда бы в заводские дела вмешиваться не стали, вот и получалось, что заводом командовал бы Николай. А теперь ему нужно полгода ждать, чтобы в права наследования вступить. Да и скандал вокруг завода такой поднялся, что не скоро утихнет и вполне может отпугнуть тех очень-очень солидных людей из Москвы, которые собирались сюда вложиться. И потом, зачем ему тогда было тебя приглашать? Это во-первых. А во-вторых, чего же он тогда сейчас сам от страха трясется?