Шрифт:
Любой человек, с младых ногтей до седин своих серебряных, в период своих жизненных неурядиц, а порою просто после тревожного сна, начинает искать успокоения, цепляться за приятные воспоминания. В такие моменты он особо ощущает своё одиночество, страх своими щупальцами закрадывается в самые тайные уголки человеческой души. Преодолевая самого себя, человек находит нужное состояние выздоровления от душевной тревоги и обретает надёжную опору для последующей жизни и судьбы.
Жизнь и судьба… Судьба и жизнь… Как не переставляй местами эти понятия, они всегда остаются неизменно рядом. Любой из нас когда-то начинает сетовать на судьбу и невольно разбирать по полочкам всю свою жизнь. И здесь уже не имеет значения – удалась она или нет. В любом случае, человек со временем приходит к заключению, что всё в этом
Столь «философское» начало повествования, может быть, и смутит многих. Но со временем, думаю, простится. У кого не бывало в жизни случаев, когда сосед по купе вдруг открывает тебе свою душу. И тебе тоже хочется поделиться мыслями и рассказать ему интересные истории из своей жизни. Уверен, что в этот миг мы сравниваем свою судьбу с судьбой незнакомца. Такое сравнение даже полезно – увидев, как трудно живётся другим, ты улыбаешься и говоришь сам себе: «Не дрейфь, не так уж всё у меня плохо. Кому-то ещё хуже». И эти слова – будто путеводители в нашей жизни. Судьба, как метла «прочищает» нам дорожку, и нам остается только принимать её такой, какая она есть. Поэтому не стоит относиться к нашей истории с иронией. В жизни может быть всякое. Эстафета судеб и есть, наверное, спасательный двигатель для многих.
Часть I. Таёжные мифы
Пролог. Молния судьбы
Непогода для заплутавшего в таежной глуши путника ставит его на грань жизни и смерти. А если в тайге его настигла гроза… Потоки обрушившейся с небес воды окончательно лишают человека ориентации, который и без грянувшего ливня потерял дорогу к дому. Чтобы спастись от двух стихий, дикого леса и разъярённого неба, нужен многолетний опыт жизни в тайге и вбитые на уровне рефлексов действия в любой ситуации, которые может преподнести Лес. Именно так, с большой буквы. Тайга – особый мир, со своим вековым укладом и своими жесткими, а порой и жестокими правилами выживания. Здесь нет указателей, нет красочных путеводителей, а про такие изыски современной цивилизации, как GPS-навигатор, да и просто интернет или сотовую связь, лучше и не вспоминать. Есть только ты и Лес. И главный в этом тандеме – не человек.
Святослав, или Свят, как его называли в другой теперь уже жизни, не был коренным таёжником, и естественные для попавшего в подобную ситуацию лесовика действия были ему просто неведомы. Поэтому он и сделал единственное, о чём кричал инстинкт самосохранения – стал искать хоть какое-то укрытие. Сначала ему приглянулась разлапистая ель, но свою ошибку Святослав понял очень быстро: брюки из плотной ткани и такая же куртка с капюшоном не спасали от пробивавшихся сквозь хвою холодных струй воды. На его счастье, неподалеку оказалось сломанное и с корнем вывернутое дерево, под которое он, как мог, прикрываясь от ливня, перебежал. Здесь было относительно сухо, от сбегающей в яму выворотня воды защищали сапоги, и можно было даже выпрямиться во весь рост и оценить буйство стихий, в центре которого он оказался. Увиденное не радовало. Ёжась от принесенной грозой прохлады, Святослав удручённо покачал головой – небо представляло собой черно-серый калейдоскоп из туч, как будто хаотично перемешиваемых чьей-то недоброй рукой.
* * *
В какой-то момент взгляд жертвы непогоды зацепился за некую неправильность, которой в грозовом небе не должно было быть – наперекор ураганному ветру и клубящейся черноте, близко к земле, четко выдерживая направление, стремительно двигалась мигающая красная точка. Когда эта точка оказалась чуть выше уровня верхнего среза таёжной стены, глаза Святослава ослепила неправдоподобно близкая, яркая и почти осязаемо толстая молния, а небо над головой с диким грохотом разорвалось. Удар стихии был такой мощи, что путник, непроизвольно зажмурив глаза и закрыв руками уши, упал на колени. А когда, спустя несколько мгновений, снова взглянул в небо, то вместо красной точки увидел падающий в тайгу, постепенно угасающий огненный болид.
А дальше произошло такое, что много повидавший на своем веку, прошедший через далеко не каждому посильные испытания Свят прошептал: «О, Господи!..». И это не было фигурой речи: человек совершенно искренне обратился к Создателю.
Разум homo sapiens конца XX века просто отказывался воспринимать увиденное на привычном, доступном ему рациональном уровне. Небеса медленно прорезало сияние, имевшее форму вытянутой ладони. И память предков подсказывала лишённой мистике душе единственную аналогию – «божья длань». При этом Святослав, человек искренне верующий, лишённый новомодной мистики об НЛО и прочих «параллельных мирах», не чувствовал сошедшей свыше благодати, напротив, в груди поднималась неясная тревога, а в душе – чувство странной предопределенности, словно чудо это было явлено именно ему. Свят знал и верил, что просто так чудеса не являются, а на того, кто удостоился их, ложится, чаще всего, ответственность и груз тяжкий…
И ещё – свидетель происходящей в небе фантасмагории был абсолютно уверен, что сияющая ладонь бережно опускает что-то на землю. Ни тогда, ни позже он не смог объяснить себе, почему был убеждён в божественной природе видения, в его предопределенности, почему ни на секунду не усомнился, что этот знак свыше был предназначен именно ему, Святославу-Святу, человеку далеко не безгрешному…
Тем временем ладонь продолжала свой путь к земле, и на её светлой поверхности были четко различимы две крошечные тёмные тени, в которых можно было угадать силуэты людей, пристегнутых к самолётному креслу. И откуда-то точно Святослав знал, что сияющая длань опускает в тайгу мать, держащую на коленях ребёнка.
На нереальность происходящего накладывалось и то, что в последнее время Святослав часто думал о своих отношениях с матерью. Что за сила проникла в его душу, узрев сыновние переживания и столь мистическим образом послав таившийся в глубинах сердца образ?
* * *
Но в тот момент Святу было не до душевных терзаний и «вечных вопросов». Ладонь стала подниматься и таять, и он понял, что женщина и ребёнок уже на земле. Неведомая, не подчиненная его воле сила сорвала путника с места, и, несмотря на раздавшийся над тайгой гул и грохот, донёсшийся из места встречи неведомого явления с землей, он понёсся туда через ливень, не замечая хлеставших по лицу мокрых кустов и попадавшихся под ноги веток, корней и заполненных водой ям. Они ему странным образом не мешали, хотя в другое время преодолеть этот путь он вряд ли бы смог даже пешком и с оглядкой.
Сколько продолжалась эта безумная гонка, Свят сказать не мог, но выскочив к месту, откуда донёсся грохот, он понял, что мистика кончилась – его взору предстала картина эпицентра авиакатастрофы. Это было страшно, настолько страшно, что он во второй раз за последние минуты рухнул на колени. Но это уже не имело никакого отношения к Богу. Всё укладывалось в рамки рациональности, жестокой, но обыденной действительности. А ноги просто ослабели от нормального человеческого ужаса перед лицом пусть чужой, кошмарной, но столь близкой и реальной смерти. Закрыв лицо руками, Свят застонал. Несколько минут назад все эти люди, останки которых сейчас почти невозможно было опознать, были живы, несли свои невзгоды и радости, переживали расставания и ждали встречи… А сейчас по поляне были разбросаны лишь тлеющие обломки самолёта, ставшего на время их маленьким мирком, хаотично валялись вещи, некогда служившие этим людям. Рухнул и маленький мирок салона авиалайнера, рухнул для этих людей и весь мир.
Из множества размётанных по опаленной таёжной поляне предметов, Свят непроизвольно подобрал одну из чуть обгоревших книг, и вздрогнул: это был «Уголовный кодекс». Опять мистика, звоночек из прошлого? Он даже горько улыбнулся, но зачем-то сунул томик в карман. Можно ли было тогда предположить, что этим почти машинальным движением он определил судьбу человека?
Видеть картину страшной разрухи было невыносимо, и Святослав уже собрался уходить с места трагедии. Помочь никому и ничем он не мог, а тело и душу буквально рвало на части от боли, а главное – от безжалостной нелепости произошедшего. Кому и чем мешали пассажиры мирного лайнера? Кто и за что с легкостью смахнул их с неба?