Судьбы человеческие
Шрифт:
«Если бы только я не изменила тебе тогда, — могла бы сказать Хелен, — мы были бы вместе, и Нелл вместе с нами».
Но нет: они глядели друг на друга с враждой и ненавистью; они стояли на этих печальных песках, где недавно были разбросаны останки погибших. Хелен прилетела благотворительным рейсом из Лондона, он приехал на машине из Парижа. Они стояли — и спорили. Горе обоих было слишком глубоко, чтобы плакать, но, оказывается, недостаточно глубоко для того, чтобы перестать обвинять друг друга. На заднем плане работали краны, драги, тракторы; стояла никому не нужная «скорая помощь». И, по мере того, как отступал прилив, он обнажал с каждым дюймом ужасные последствия крушения.
— Ни единого уцелевшего, — сказал Клиффорд. — Если бы ты была благоразумна — то она могла бы приехать морем, а потом поездом, и никогда не оказалась бы в этом самолете. Я надеюсь, Бог покарает тебя. Я надеюсь, ты с этого дня будешь жить в сплошном аду, зная это.
— Это ты украл ее, — вполне спокойно проронила Хелен. — Вот почему Нелл мертва. А что касается ада, то это ты — его посланник, это ты тащил меня за собой в ад; а вот теперь ты погубил Нелл.
Она не кричала, не ударила его; может быть, ее беременность слегка притупила чувства — я надеюсь, что это так. Потом Хелен скажет, что эти несколько дней, когда она верила, что Нелл умерла, были самыми тяжелыми и отчаянными днями ее жизни; но и тогда, в сразившем ее горе, она знала, что во имя неродившегося еще ребенка, она не может позволить себе сломиться. Она не смогла бы жить иначе, если бы не думала о другом ребенке.
— Возвращайся к своей любовнице и своим деньгам, — сказала она Клиффорду. — Для тебя смерть Нелл — ничто! Крокодиловы слезы.
— Возвращайся к своему блядству и к своей поденной лошадке, этому жалкому малорослому журналистику! — парировал Клиффорд. — Мне жаль твоего будущего ребенка: ты и его убьешь!
Так они и расстались: Клиффорд сел в свой «роллс-ройс» с персональным шофером, а Хелен уселась на пустынном пляже и предалась своему горю. Клиффорд отказался идти на идентификацию останков умерших.
— Мне этого не нужно, — сказал он. — Нелл больше нет — и это все.
Он даже не понимал, зачем он приехал; разве что затем, что под давлением горя лучше действовать, чем бездействовать.
Саймон сказал Хелен, что ей не следует идти на опознание самой, и пошел за нее. Сам он копался и искал останки Нелл среди собранных, пронумерованных, сосчитанных костей с обрывками ткани. Власти любят, чтобы подобные вещи аккуратно были сложены и пронумерованы с поистине религиозной точностью. Мы все, ушедшие и настоящие, должны быть обозначены, пронумерованы, сложены и переписаны, иначе стихийное умножение человечества рассеет нас в своем море. Кроме того, существует еще вопрос страховки.
Загадки
Артур Хокни по происхождению был нигерийцем и окончил Гарвардский университет. Он был высок, широкоплеч, чернокож и элегантен. Артур много путешествовал по миру как расследователь инцидентов, связанных со страховкой, — он работал на «Транс-континентал брокерс».
Если, например, в Китайском море затонул корабль, то Артуру предстояло выяснить причины крушения. Если в центральной Африке уничтожен был президентский дворец, то Артур Хокни изобличал поджигателей и оценивал истинную стоимость потерь. Он входил в любые двери, и толпы расступались перед ним, и люди выдавали секреты. Настолько он был велик и силен, изощрен в хитрости и сведущ в людских пороках, настолько часто ему приходилось сталкиваться лицом к лицу с акулами и вампирами этого мира, что лишь одни безвинные и чистые осмеливались спорить с ним. И «Транс-континентал брокерс» ценила его: ему платили много, очень много.
Он переговорил с Клиффордом, Хелен и Саймоном. Он видел хвостовой отсек самолета, который был вытащен краном из воды неподалеку, но все же в стороне от места крушения; он осмотрел трещины на металле, весьма характерные для диагноза усталости металла; сказал себе, что причиной катастрофы явно было не столкновение; он также осмотрел в хвостовом отсеке два кресла вполне целых; пояса на них были отстегнуты. Но возможно, в этих креслах просто никто не сидел. Но отчего тогда пепельница одного кресла была заполнена до отказа, а на полу у другого — валялся надорванный пакетик от детских конфет? Или салон не был вычищен перед полетом, или пассажиры в этих креслах все же сидели. Он бы облегченно вздохнул, если бы было опознано тело мистера Блоттона, чья профессия и характер ему были теперь известны, и к личности которого было привлечено его внимание по роду службы, поскольку он единственный из пассажиров рейса купил страховку. Но его тела найдено не было. Однако нужно было дождаться приезда несчастной миссис Блоттон.
Но где же тело маленькой Нелл Уэксфорд? Унесло в море? Возможно. Однако мужчина с ребенком должны были сидеть в салоне для некурящих; а все тела из этого салона были найдены и опознаны, и даже хорошо сохранились. И вновь нужно ждать, поскольку отец ребенка отказался пройти опознание. Артур Хокни хорошо его понимал, учитывая те обстоятельства, в которых находился ребенок. И вне зависимости от того, насколько тактично все было организовано, процесс опознания тела все равно травматичен для родителей. В то же время большинство родителей предпочло бы знать наверняка, чем мучиться неизвестностью. Отчим ребенка теперь увел свою жену: возможно, он прав, а возможно, и нет. Стоять среди останков человеческой плоти и остатков собственности; среди множества бренных оболочек, когда их покинула душа, вскоре становится не так тяжело, как ранее; скорее приходит осознание ценности и скоротечности жизни. (Или так, по крайней мере, казалось Артуру Хокни. Ну что ж, он был вынужден видеть смерть в таком ракурсе, не так ли? Иначе ему пришлось бы расстаться со своей профессией). Но поистине странные вещи происходили здесь! Тела запросто пропали. Оставалось только предположить, что тело ребенка было унесено на вершины Альп орлом, а тело мужчины утащено в глубину гигантским скатом. Но если предположение неправдоподобно, это не означает, что такое не могло случиться. Для Артура Хокни самое простое и правдоподобное объяснение никогда не было единственно правдивым, и именно поэтому он был знаменитым и наиболее высокооплачиваемым экспертом в «Трансконтинентал». Благодаря этому — и тому, что он именовал шестым чувством. Иногда он знал то, чего знать никак не мог. Он даже ненавидел порой это качество, но ничего не мог с ним поделать. То есть глубины человеческой личности иногда были поняты лишь ему одному.
Артур подошел к Хелен. Был серый день, серое место. Хелен сидела молча и печально. Она повернула к нему свое лицо. И Артур подумал, что видит самую прекрасную и самую печальную женщину в мире. Он не позволил себе думать ничего более: она была в печали, она была замужем, она была беременна. В то же самое время он знал, что увидит ее вновь, и много раз; что она станет частью его жизни. Но он заставил себя не думать и об этом.
— Они не нашли ее, не правда ли? — спросила она, и он был удивлен беспечальностью ее голоса.
— Нет.
— Я знаю, мистер Хокни. Они ее не найдут, потому что Нелл жива.
Он смотрел ей в лицо и видел, как тревога уходит с него.
Возможно, она черпала свои силы и знания от Артура: она смотрела в его ясные глаза — и разделяла с ним его дар предвидения. Она улыбнулась. Холодный вечерний ветер начал развевать песок по пляжу, рисуя замысловатые узоры. Узоры вечности.
— Вы думаете, что я сошла с ума? — спокойно сказала она. — Потому что едва ли кто-либо смог выжить здесь? — И она указала на остатки самолета и тел.
Трудно было тогда представить себе, что этот пляж станет вновь местом игр детей с их лопатками и формочками, но так оно, конечно, и случилось вскоре. Это самое место — теперь часть кемпинга «Канва бич сафари». Я считаю его грустным местом: каким-то образом трагедия прорастает через асфальт и песок и делает даже самое солнечное место грустным; и кажется, что море вздыхает и шепчет, а когда дует ветер, то слышится похоронная музыка! Но, возможно, все это мне просто кажется: ведь северное побережье Франции — это не Средиземноморье, и климат здесь совсем не тот; потому и чудится все это… Возможно, все дело в этом.