Судьбы человеческие
Шрифт:
Ну вот, теперь мы знаем достаточно об Энджи и можем себе представить, насколько непростые ситуации она сама могла себе создавать.
Энджи было скучно в день Рождества; и когда ей надоело плавать в бассейне, а от ее любимого коньячного напитка с мятой у нее расстроился желудок, это заставило ее вспомнить о своем возрасте. А тут еще какая-то восемнадцатилетняя девчонка осмелилась строить глазки ее чернокожему управляющему, а этот разбойник, Энджи могла бы поклясться в этом, улыбался ей в ответ, сверкая белыми-белыми зубами! О, в такой день, живи Энджи в Древнем Риме, не один раб по ее велению лишился бы головы, а если бы она жила в прошлом веке в южных штатах Америки, она приказала бы бить их смертным боем, не пощадив ни жен, ни детей. А сейчас она решила хоть на ком-нибудь отыграться.
Она начнет с того, что шокирует своих соотечественников, приобретая для галереи несколько сюрреалистических произведений. Она отправится в Англию и постарается вырвать Джона Лэлли из цепких рук Клиффорда, и если при этом придется разорвать некоторые контракты, что ж, очень жаль! Пусть Клиффорд попытается с ней бороться. Думается, не так уж трудно будет заманить его в постель. Когда же, наконец? Она наденет на себя столько золота и драгоценностей, что он не устоит. Должно быть, Хелен, с ее сладкими, жеманными улыбочками, уже начала надоедать Клиффорду. Да так оно и есть!
— Я ненавижу тебя, Хелен! — произнесла Энджи вслух.
Хелен недостойна Клиффорда: она слишком пассивна, легкомысленна и беспечна — однако он любит ее! А самое главное — у нее дети от Клиффорда!
— Вам что-то нужно, мэм? — заботливо поинтересовался Том, ее управляющий. Он был очень нежен с ней. Он так сочувствовал ей, бедной, холодной и никому ненужной!
— Нет, мой мальчик, — со злостью ответила она. — Я уже достаточно от тебя получила. Ты свое отслужил.
Так оно и было. То, что белый господин увольняет черного работника безо всяких на то причин — обычное дело в Йоханнесбурге. «Скажи спасибо, — говорила его мать (ему было всего двадцать два года), — что тебя не обвинили в покушении на изнасилование белой женщины». Такое тоже случается.
И Энджи вылетела в Лондон.
Собственность!
Отто и Синтия были уже не так молоды, как когда-то. (А кто не стареет? Поймите меня правильно, читатель!) Дело в том, что Уэксворд-холл стал казаться им слишком большим и не таким уж удобным. Молодой человек может легким шагом пересечь огромное пространство, покрытое скользким паркетом, и не заметить этого, старику же сто метров от входной двери до лестницы кажутся огромным расстоянием. Тем более, что Синтия, за исключением тех случаев, когда она надевала на прогулку зеленые спортивные ботинки, не расставалась с туфлями на высоком каблуке. (Как я уже говорила вам, она так и не смогла вполне освоиться со своим новым положением. Она никогда не ходила ленивой шаркающей походкой, как это было принято у дам из высшего английского общества). Отто же страдал от болей в позвоночнике из-за поврежденного диска, врачи не рекомендовали ему охотиться, заниматься верховой ездой, даже звонить в колокол в местной церкви — последнее доставляло когда-то ему огромное удовольствие, а окрестным жителям — такое же страдание, (Звоните, не переставая, сэр Отто! Будто и усталости никогда не чувствуете! — говорила жена викария). Сэр Отто! Иностранные имена как-то не сочетаются с английскими титулами, ничего не поделаешь! Но он его получил, этот титул, хотя никогда и не добивался, по крайней мере, так он говорил. Кто-то, наверное, есть там, наверху, кто следит за всеми нашими деяниями и в зависимости от них и от своей прихоти вознаграждает нас? Отто какое-то время возглавлял отдел разведки, это так. Официально он занимал пост председателя некоей комиссии «Дистиллерс» (в северной Европе) и, очень устав от этой должности, уступил ее более молодому — а что это за комиссия и что за должность, наверное, никто не сможет объяснить. Но так он верой и правдой служил этой стране всю войну, а возможно, и после. Может быть, заслуженный титул пришел к нему несколько поздновато. Но как бы там ни было, Синтия стала теперь леди Синтией, что, по ее мнению, обязывало ее делать прическу только у парикмахера в Вест-Энде, а больше никаких изменений в ее жизнь не внесло, по крайней мере, так она говорила. Титул не передавался по наследству. Она только чуть повыше вздернула свой элегантный носик — вот и все.
Новый лорд и его леди после ланча уныло сидели у камина и смотрели на горящие поленья. Он скрипел зубами от боли в спине, она — от боли в боку: недавно Синтия упала на охоте и сломала четыре ребра. По новейшей медицинской методике в этом случае не накладывали стягивающий бандаж на грудную клетку, так как при сращивании ребра могли бы прогнуться внутрь, сжать легкие, и впоследствии дыхание не было бы полноценным и глубоким. Когда Синтия двигалась, то чувствовала скрип своих сломанных ребер. Зазвонил телефон. Это была Энджи Уэлбрук, коллега Клиффорда — может, они ее помнят? Они ее не помнили, но из вежливости надо было сказать: да. Она здесь, по соседству, и осмеливается напроситься к ним на ужин. Они вздохнули и неохотно согласились ее принять.
— Чудесное местечко! — восхищалась Энджи. — Так тут все чисто по-английски, так нестандартно. Но не слишком ли этот дом велик для вас, ведь вас теперь здесь всего двое?
— Здесь мы жили, здесь и умрем, — мрачно произнес Отто.
— Прошу тебя! — взмолилась Синтия, которая не терпела разговоров о возрасте и старости, и тем более, о смерти. Если забыть об этом, думалось Синтии, может, сия чаша нас минует.
— Топорик для дров! — недоуменно и с каким-то явным огорчением воскликнула Энджи, которая ни разу в жизни не видела близко такую вещь, — и они застеснялись, почувствовав, что и в самом деле, наверное, неприлично пользоваться такой древностью. Джонни приготовил довольно неплохой луковый суп по-французски. Хорошо, что некоторые навыки не забываются со временем. Во время войны Отто и он посещали один ресторанчик в Париже, который служил явочной квартирой для разведчиков и одновременно убежищем для летчиков английской авиации, сбитых над Францией и спасенных участниками Сопротивления; летчиков при первом удобном случае старались переправить на родину. Отличный луковый суп, которым славился этот ресторанчик, служил хорошим предлогом и прикрытием для таких посещений.
— А для чего вы держите лошадей, если никто из вас не может ездить верхом?
— Я езжу верхом, — возразила Синтия. — И буду ездить, как только мои ребра срастутся.
Правда, последние слова она произнесла как-то неуверенно. Возможно, и не сядет она больше на лошадь… Лошади такие огромные. Расстояние до земли, когда она сидела в седле, почему-то с каждым годом казалось ей все больше и больше.
— От длительных прогулок так портится цвет лица, — заметила Энджи, и Синтия, неодобрительно разглядывавшая высушенное солнцем лицо женщины, которая была явно моложе ее, вынуждена была с этим согласиться. Может быть, она не пользуется увлажняющими кремами? (Если бы она знала, чего только не перепробовала Энджи! Бедная Энджи! Злая, коварная Энджи!)
— Этот дом бывает полон только на Рождество! — сказал Отто. — Нелепо, конечно, содержать такое большое помещение ради одной недели в году.
— Ничего подобного, — возразила Синтия. — Именно для этого и существуют такие дома. Да, для Клиффорда, Хелен и их троих детей.
Это было сказано так строго и непреклонно, что та пустота, которая всегда существовала в сердце у Энджи (почему я и назвала ее «бедной Энджи»), вдруг наполнилась неожиданной злобой, обидой и ненавистью. Должны были быть: Клиффорд, Энджи и их трое детей! В отчаянной злости она проклинала свою мать, своего отца, свою судьбу. Если она не смогла построить, она будет разрушать!
— Во всяком случае, даже если бы мы и хотели его продать (но мы не хотим!), то кому? — проговорила Синтия. — Те, кто купит, превратят его в компьютерный центр или в какую-нибудь водолечебницу. Они уничтожат деревья и срежут бульдозером мой прекрасный сад, чтобы соорудить бассейн.
— Я бы купила его, — с живостью сказала Энджи. — Мне нужен такой дом. Я бы здесь сохранила все, как есть. Я восхищена! Кусочек старой Англии! А вы могли бы по-прежнему приезжать сюда на Рождество. Вы оба, Клиффорд, Хелен и трое детей.
— Вы не сможете его купить, — потрясенно произнес сэр Отто. — Ведь мы запросим за него не менее четверти миллиона.
— Четверть миллиона! — воскликнула Энджи удивленно. — А я бы не удивилась, если бы вы запросили за него в два раза больше! Такое имение на свободном рынке стоит не менее полумиллиона, поверьте мне, я знаю.
Синтия повернулась к Отто.
— Мы могли бы купить ту прелестную усадьбу в Найтсбридже, — сказала она. — И мне не пришлось бы носить эти зеленые резиновые сапоги.