Судьбы Мэриела. Павшие Земли
Шрифт:
Тот мальчик это он сам. Все сковал мороз, и он не мог заставить себя пошевелиться, прямо как сейчас. Он кутался в одеяло, но не мог согреться, он жался к братьям и сестре, но те уже стали холодны и не отвечали на его зов, не обнимали его в ответ, как вчера. А еще так хотелось есть. Голод крутил его кишки водоворотом, такие они видели весной на реке. Но эту весну ему уже не увидать.
– Гермунд, Гудбранд! – мальчик тряс братьев. Слишком холодные руки: твердые, неподатливые. Руки каменных статуй. Глаза смотрели на него и больше не моргали.
– Гретта! –
Грегор положил голову к ней на грудь, прижавшись ухом. Пустота. Внутри нее так пусто и тихо. Она умерла. Все они умерли. Как мать и отец… Те покинули их уже давно.
И он тоже умрет. Сил бороться больше нет, да и незачем… Он заплакал, а когда перестал, отчего-то стало легко и даже не страшно.
А потом пришел голос. Когда кто-то умирает, то он слышит голоса своих предков, которые зовут его. Так говорили старики. Видать, теперь пришел и его черед.
Разум его полный печали и горести оставлял этот мир, это слабое тело. Он уходил вслед за ними. В никуда. Где нет ни голода, ни холода. Нет ничего, ни хорошего, ни дурного. Там нет страданий и радости тоже нет. Там одна лишь пустота.
Голос был страшный, но Грегор не убоялся, он внимал ему. Ему уже нечего бояться. В него же вплелись голоса Гермунда, Гудбранда и Гретты. Оно забрало их? Или притворялось ими? Или это они и есть?
Эти слова врезались в память навсегда.
Оно сказало:
Такие жадные… Если они не могут дать тепла. Забери. Они не достойны.
Такие мелочные… Если они спрятали еду… Отбери. Не достойны.
Отбери у них все. Съешь… Съешь…
Так хочется есть! Съесть все. Всех их!
Сам он стал пустым и холодным, безмолвным и застывшим. Но что-то придавало ему сил. Он ел. Точнее, оно ело и не могло остановиться. Чем оно питалось? Ничего вокруг нет. Но его собственный голод отступал. Оно поделилось с ним, ведь без мальчика, что должен угаснуть, и его бы не стало. Грегор сделался устами и зубами этого незримого существа – ненасытного чудовища, пожирающего ни пищу, ни тела, а души…
“Так рождается обладание? В самый скорбный и трудный час? Такую цену нужно заплатить?”
Все померкло…
Теперь же Грегор Гротт обнаружил себя среди пепла и руин. Он твердо стоял на ногах, сжимая Гудбранд. Его окружала едва зримая завеса конксурии, за гранью которой он увидал испуганного и озадаченного Тарнира, печального Катэля и нахмурившегося Ригана. Виллем стоял где-то подле. Нахождение вблизи конксура, который элиминирует, ему бы никак не навредило,
– Мастер Гротт! Мастер Гротт! Все хорошо! – не без паники в голосе твердил он, выставив руки, будто собираясь сдаваться в плен.
Воспоминания и страсти утихли, как и силы. Гротт повалился в такие своевременные объятия эльвина.
Карта павшего Высьдома
Глава 2. Беда не приходит одна
Когда Гротт открыл глаза, уже стемнело. Там, снаружи. Это видно сквозь проемы и арки, за которыми клубился мрак, норовя проникнуть сюда, заполнить собой все, истребляя огонь жизни, ее голос и свет.
Таким мог бы быть Высьдом – пустым и холодным, если… Он отмахнулся от подобных видений. Тьме не проникнуть сюда.
В жаровнях, расставленных в помещениях, тлел огонь калидитов, даря тепло и надежду многочисленным уставшим и обездоленным, для которых башня Высьдома стала приютом. Может и последним…
Он провалялся весь день и очнулся под вечер. Или это уже глубокая ночь? Плевать, все одно и то же. Просто потеря времени. Оставалось надеяться, что пока он валялся в забытье, никто не наломал дров. Пожар только того и ждал, ему лишь бы полыхнуть с новой силой.
Да, сама война и поле брани страшны, но даже за победой следует этот вот тягучий и едкий период, не говоря уже о крахе, который они потерпели.
Ужас сменяется скорбью, хворобами и голодом. Долго и трепетно нужно восстановить все утраченное вокруг себя и в самом своем сердце…
Обнаружил он себя лежащим на матрасе в просторном холле первых этажей. Ну, разумно, не тащить же всех раненых наверх? А их тут много. Это был поспешно организованный лазарет, кухня, оружейная, склад, командный пункт – все и сразу. Все, что уцелело, уже оказалось тут, как и все те, кто выжил, включая его самого.
Рядами тянулись лежанки, скамьи и матрасы, а на них сидели и лежали ученики, жители города, солдаты. Кто-то тихо переговаривался, кто-то плакал или же молча смотрел в одну точку. Обычное дело. Переварить и осознать случившееся не каждому по силам.
Катэль, конечно, потрудился на славу, подняв почти всех на ноги, но сидеть подле каждого он бы не смог. Сейчас забот у него с лихвой. Теперь страждущими занялись целители, да все прочие, кто мог ходить, разносить еду и воду. Вот тут обладание-то и пригодилось. Без арбы и шидии – все бы они долго не протянули. Есть и пить то, что осталось за стенами теперь нельзя. Да и тепло жаровен и печек, поддерживаемое калидитами, тоже важное дело. Без погодной башни и зеленых дерев осень давала знать о себе зябким холодом, тот пытался прокрасться сюда, отнять последнее и самое дорогое – тепло жизни.