Судьбы таинственны веленья… Философские категории в публицистике славянофилов

Монографии принято начинать введением, объяснять значение темы, ее актуальность, степень изученности и т. д. Всегда ли стоит придерживаться такой схемы? Тема книги, заявленная в названии, сама способна подчеркнуть, почему ее стоит взять в руки и прочитать. Проблема, обозначенная автором, заявляет о своей новизне или о компилятивности почти сразу же. Вся необходимая литература приводится в сносках и списках литературы. Введение должно ввести в курс дела, показать ракурс проблемы и исходную позицию. Прочитав все, вы должны увидеть автора, беседующего со своими персонажами, задающего вопросы, смеющегося, недоумевающего…

Я не собираюсь следовать традиционной схеме. Но мне не избежать прямого ответа на вопрос о современности. Ведь я затрагиваю тему очень больную и очень знакомую каждому – русскую идею.

Что

же такое русская идея, существует ли на самом деле русская идея, русская философия, русская наука? Как это ни странно, ответ на вопрос зависит от нашей позиции, от того смысла, который вкладывается в знакомые и тревожащие нас слова.

Русская идея, как идея национальной самобытности, пожалуй даже, как идея мессианского служения, жертвенности, найдет отклик во многих сердцах. Русская идея, как идея русской народности, заявляющей о своих законных правах в мире, также не вызовет неприятия у честных и серьезных людей. И даже стремление русских самим выбрать свой путь не подлежит остракизму. В конце концов каждый народ делает выбор. Но здесь надо оговориться: выбор культурный, а не политический. Как только культурный выбор подменяется политическим, своеобразие психологии и культуры народа – особыми политическими традициями, самодержавием, исключительностью, нетерпимостью, все очарование русской идеи исчезает.

Признаемся, сохранить границу, остаться терпимыми – очень трудно. Однако, применяя выражения славянофилов, именно это задача и задание России. Может быть, именно в ней и заключается наша судьба, наше предназначение, собственно, то, что называется русской идеей?

Напомню стихи Ивана Аксакова:

Свой строгий суд остановив,Сдержав готовые укоры,Гордыню духа усмирив,Вперять внимательные взорыВ чужую душу полюби……Да не смутит же сор и хлам,На сердце жизнью наносимый,Твоих очей! Пусть смело тамОни провидят мир незримый.Любовью кроткою дыша,Вглядись в него: и пред очамиПредстанет каждая душаС своими вечными правами.

Как же понять эти вечные и, должно быть, прекрасные, величественные права души? Давайте-ка взглянем на самые простые, самые естественные потребности и обязанности. Если нам удастся разобраться в повседневности, мы увидим отблески, озарения вечной идеи. Ее отражение уже не ослепит нас. Но если что-то заслоняет величественный облик, если в отражение вкрадывается искажение, мы это также заметим. Мы не спутаем свет души и свет фонарей, которыми нас иногда желают ослепить.

Тягостно тянулось время, которое потом, позже, назовут «мрачным семилетием». Кто знал тогда, в 1850-м, что «мертвое озеро» века продлится всего лишь семь лет? Что умрет государь – и наступит полусчастливое время полусвободы? Лучшее время для России, никогда не бывшей свободной вполне.

В 1850-м не знал никто. И в 1851-м. И в 1852-м. Но почему бы не помечтать?

В 1-м томе альманаха «Московский сборник» (1852) Иван Сергеевич Аксаков публикует отрывки своей новой поэмы «Бродяга».

О чем она, эта поэма? О беглом крепостном Алешке? О полусвободе, ибо беглый крепостной – еще не вполне свободный человек? О самом себе, выхлопатывавшем себе командировку то в Ярославль, то в Бессарабию? Ведь хотелось же сбежать от размеренной жизни, от дружной, любящей семьи, сбежать от комфорта привычного мира просто потому, что он привычен, во имя полусвободы, ограниченной многочисленными обязанностями командированного чиновника.

Или Алешка – символ крепостнической России, застывшей и стремительно движущейся одновременно, даже в рабстве не утратившей свободного духа, но неспособной быть свободной до конца?

И не все ли противоречия России проистекают из ее полусвободного исторического движения? Не в полусвободе ли особенность русской культуры?

Культура включена во время, она изменяется вместе с изменением времени, причем иногда сама провоцирует, подталкивает это изменение. Культура территориально-пространственна и в определенном смысле локальна. Она способна преодолевать национальную ограниченность и хранить национальные традиции. Она глобальна и камерна. Она создает, сохраняет ценности и сама придает или присваивает ценность определенным явлениям, событиям, фактам или объектам. Она индивидуальна и коллективна, не признает заданности, предопределенности и в то же время претендует на выражение общественного мнения, общественных интересов, на создание и защиту общественных ценностей. Культура – явление духовное, но распространяется и на бытовую, промышленно-экономическую сферу. Она регламентирует не только знание, развитие, искусство, науку. И главное – она немыслима вне или без участия человека.

В «Системе трансцендентального идеализма» Ф.В. Шеллинг назвал ее «второй природой». В шеллингианском определении важно учитывать вмешательство человека, изменение, трансформацию, «окультуривание», т. е. приспособление естественной, первой природы к нуждам человека.

Эта «вторая природа» болезненно противостоит «первой». С каждым десятилетием это противостояние ощущается все драматичнее.

Первой природа была для славянофилов не только потому, что она «раньше», но потому, что она создана Богом в первые дни Творения. Потому что она первична и первородна. «Вторая природа» артефактна.

Ее изначальная конфликтность с «первой» разрешима только в вере. Только храмы гармонично сочетают артефактность стен с властностью Божественной истины. Артефактны страницы Священного Писания, но Божественна его суть.

В час полночный, близ потокаТы взгляни на небеса:Совершаются далекоВ горнем мире чудеса.Ночи вечные лампадыНевидимы в блеске дня,Стройно ходят там громадыНегасимого огня.Но впивайся в них очами —И увидишь, что вдалиЗа ближайшими звездамиТьмами звезды в ночь ушли.Вновь вглядись – и тьмы за тьмамиУтомят твой робкий взгляд:Все звездами, все огнямиБездны синие горят.В час полночного молчанья,Отогнав обманы снов,Ты вглядись душой в писаньяГалилейских рыбаков, —И в объеме книги теснойРазвернется пред тобойБесконечный свод небесныйС лучезарною красой.Узришь – звезды мысли водятТайный хор свой вкруг земли.Вновь вглядись – другие всходят;Вновь вглядись – и там вдалиЗвезды мысли, тьмы за тьмами,Всходят, всходят без числа, —И зажжется их огнямиСердца дремлющая мгла.

Так напишет в 1856 г. Алексей Степанович Хомяков. Славянофилов ругали за патриархальность, но они верили в то, что только сельский мир способен создать синтетическую культуру, в которой «первая» и «вторая» природа нераздельны, где земледельцы ощущают себя частью «полевого космоса», а с песней птиц сливается песня человека.

Сиял, безоблачен, свод неба голубой,На полдень солнце становилось.Ни звуков, ни речей: палит и пышет зной,Все будто спит иль притаилось.Жара и тишина! Манит издалекаБезмолвный лес прохладной тенью;Катилась медленно ленивая река,Послушна вечному стремленью!Крутого берега белеется отвес,Водами вешними обмытый;На нем село; за ним, подале, виден лес;Внизу копытами изрытыйПесок; вверх от реки ползут на косогорДорожек узкие извивы,А там отлогий скат, за ним лежит просторИ все луга, луга да нивы!..Благоприятный день! крестьяне дорожатТакими днями сенокоса,И ни души в селе! разбросаны лежатТелеги, снятые колеса,Да по плетню кой-где развешано белье,Под ним разостланы полотна.Но тихо все кругом, и всякое жильеГлядит так сонно, так дремотно!Томит безветрие. Луч солнца на пескеТак горячо, так ярко блещет…Лишь изредка порой послышится в реке,Как будто кто, купаясь, плещет!..Запел петух, другой. Окрестных деревеньПоочередно, друг за другом,Пропели певуны. На половине день,Пора труды сменять досугом!..Да вот они! Из-за холмовНесутся глухо гул и ропот,И слышен в поле дружный топотПод лад ступающих шагов.Домой косцы спешат соборомИ, песню подхвативши хором,Поют:«Ивушка, ивушка, зеленая моя,Что же ты, ивушка, не зелена стоишь,Или те, ивушку, солнышком печет!Солнышком печет, частым дождичком сечет,Под корешок ключева вода течет!..»