Судьбы
Шрифт:
Уэйн смотрел на психиатра, не в состоянии выговорить ни слова. Он знал, всем своим существом знал, что американец опасен, и ничего не мог с собой поделать. Есть в нем что-то… удивительно теплое. Он ощущал, что лед, угнездившийся глубоко в его душе, вот-вот растает. Его охватило безумное желание поговорить с этим человеком, открыть ему душу, выплакаться на его груди. Шлюзы, прикрывавшие самые темные закоулки его души, жаждали открытия. Почему? Почему именно он? Собственный отец не смог поставить его на колени. Почему же этот человек лишь одним своим присутствием заставляет его чувствовать себя таким уязвимым? Уэйна начало грызть любопытство,
— Чем могу быть полезен? — спросил Уэйн, хорошо сознавая, что Себастьян первым не заговорит. Голос прозвучал сухо и нервно. Интригующая власть этого человека слегка разозлила Уэйна.
Он нутром чувствовал, что Себастьян Тил ему ровня. Может быть, моложе. Определенно мягче. И все же каким-то странным и страшным образом Себастьян обладал достаточной силой, чтобы уничтожить его, Уэйна.
Тогда почему же он не торопится уничтожить Себастьяна первым?
Себастьян взглянул на Уэйна, упрямо смотрящего в окно, но ничего не сказал. Он терпеливо дождался, когда тот встретился с ним взглядом, и мягко произнес:
— Думается, вопрос скорее в том, чем я могу быть вам полезен. Разве не так, Уэйн?
Глава 19
Испания
В Андалузию, расположенную на крайнем юге Испании, редко попадают туристы. Ведь такие блага цивилизации, как электричество, газ, радио и автомобили, там почти не известны. Маленькие, выжженные солнцем долины окружены высокими горами, на склонах которых ютятся крошечные деревушки. Все здесь друг другу родственники. И все одинаково бедны.
Высоко в небе парят канюки, их визгливые голоса — единственное птичье пение, которое терпят суровые горы. Случайному человеку здесь все кажется унылым и скорбным. На скудной почве растут лишь отдельные деревья, да и эти перекручены резкими горными ветрами. Скучный пейзаж оживляют только запущенные оливковые рощи и редкие апельсиновые сады, особенно в пору цветения.
Деревня Гуахар Фронтера, жалкое собрание каменных и глинобитных строений, с убогой площадью, недействующим фонтаном и одним-единственным великолепным особняком располагалась высоко в горах и не изменилась с начала столетия.
Кроме машины дона Луиса здесь не появлялось никаких автомобилей, и даже для этой машины крутые дороги, которые тесно обступили скалы, представляли опасность.
Сейчас как раз эта машина петляла по деревне, сверкая стеклами на солнце. На заднем сиденье сидел сам дон Луис Сильва де Кортес.
Дон Кортес чрезвычайно гордился своим именем и при каждом удобном случае напоминал собеседникам, что в числе его предков был прославленный мексиканский Кортес. У него даже имелось генеалогическое древо, вывешенное на самом почетном месте в его просторной вилле, по которому можно было проследить извилистый путь от знаменитого предка к дону Луису. Работа была выполнена прекрасно, почерк каллиграфический, заглавные буквы украшены настоящим золотом и серебром, самому пергаменту несколько сот лет, и он уже потрескался и пожелтел от старости.
Только сам дон Луис знал, что это фальшивка. Но какая разница? Ни один пеон в деревне спорить не станет, а его редкие гости, все люди богатые или знаменитые, слишком вежливы, чтобы об этом упоминать.
Подъехав к площади, машина замедлила ход — по единственной улице деревни неспешно двигались два осла, запряженные в тележки, нагруженные мешками с картофелем и репой.
— Фредерико, убери их с дороги, — величественно распорядился дон Луис. Его всегда раздражали местные жители, жившие в его деревне круглый год.
Кортесы владели деревней уже несколько веков, крестьяне платили им жалкую ренту за дома, а он, в свою очередь, платил им жалкие гроши за работу в его оливковых рощах, садах, на фермах и в каменоломнях. Образование он получил в Мадриде и был женат на испанской графине. Его дом в горах ему не нравился, но дом есть дом.
Жена подарила ему двух сыновей и затем, очень кстати, скончалась, дав ему возможность ни в чем себе не отказывать по части удовольствий. Он возвращался после визита к старшему сыну, жившему в Барселоне, но воспоминания о внуке, которого он качал на колене, не исправили его настроения и не прибавили терпения. Водитель резко нажал на клаксон, громкий звук напугал ослов, они взбрыкнули, опрокинув тележки, из которых на дорогу посыпались овощи.
Мальчуган, ведущий ослов, начал всхлипывать, зная, что отец побьет его за испорченные овощи. К тому же со всех сторон сбегались дети и хватали картошку и репу, а он бессильно выкрикивал угрозы, подняв вверх палку, но ведь не мог же он бежать в четырех направлениях одновременно.
Мальчик с ненавистью взглянул на проехавшую мимо машину. Разглядев за стеклом седовласого дона Луиса с аккуратными усиками, козлиной бородкой и злобными маленькими глазками, он поежился и перекрестился.
Когда машина скрылась из виду, мальчик принялся отбиваться от воришек, успокаивать ослов и снова грузить тележки. Может, если он скажет отцу, что это была машина дона Луиса, тот не станет его пороть. Потому что все жители деревни единодушно ненавидели дона Луиса Сильву де Кортеса.
О нем ходили слухи и легенды, от которых кровь стыла в жилах даже у сельского священника. Прошло уже пятнадцать лет, но крестьяне все еще не забыли про странное исчезновение одной из горничных дона. А Карлос Монтойя божился, что слышал в ту ночь дикие вопли, доносившиеся из виллы.
Роскошная вилла Кортеса стояла на самом краю деревни, вдали от жалких деревенских домишек, чему дон Луис был несказанно рад. Она выходила окнами на долину, справа — фруктовый сад, к северу — цветник, а с востока и запада — ограда. Здесь все фонтаны работали исправно, разбрызгиватели обеспечивали влагой зеленые лужайки вокруг виллы и экзотические цветы. Генератор снабжал виллу электроэнергией, достаточной для подогрева бассейна, сауны, собственного кинозала и кухни с многочисленными печками.
Дон Луис в слегка помятом белом костюме вылез из машины и по мощеной дорожке направился к дому. Маленького роста, не выше метра шестидесяти пяти, и страшно худой, он шел, опираясь на трость эбенового дерева с серебряным набалдашником, и ее стук был хорошо слышен в доме, где двери держали постоянно открытыми, чтобы впустить в помещение свежий горный ветерок.
Росита Альварес, когда-то служившая горничной в доме Д'Арвиллей в Монте-Карло, услышала стук и похолодела. Она была в кухне, готовила обед для хозяина. Несмотря на худобу, он ел за троих и всегда требовал самого лучшего. Она быстро вытерла руки о белый фартук и с тревогой взглянула на маленькую дочку, которой уже исполнилось шесть лет. Она играла с соломенной куклой, подаренной сыном садовника. К счастью, она ничем не напоминала своего отца, дьявола по имени Уэйн.