Судьбы
Шрифт:
— Да?
— Не знаю, как объяснить. Мне кажется, что он не всегда… ну… осознает, что происходит. Как будто жизнь — это нечто, через что надо пройти… Он все видит в черном и белом цвете, никаких других оттенков… О, черт, не нахожу слов.
— Все в порядке, — утешил ее Себастьян. — Я понимаю. И мне думается, что он видит куда больше черного, чем белого.
Он вообще сомневался, видит ли что-нибудь Уэйн в белом цвете. Тот мало рассказывал о детстве, но Себастьян понял, что ему не хватало материнской любви. Давным-давно С. Левин вырастил крыс, половину которых он каждый день гладил и ласкал, к другой же половине не подходил. Обласканные крысы раньше открыли глаза, меньше терялись в необычной обстановке и были менее эмоциональны. С этих опытов началась теория, утверждающая, что отсутствие материнской любви ведет к особой форме психопатии. Чем ближе он знакомился с французом, тем больше убеждался, что тот не испытывает никаких чувств к людям, а делит их на определенные категории — врагов, жертв или союзников. Себастьян внимательно присматривался к нему, видел, как глубоко он переживает оскорбления, как старается прореагировать «нормально» на любую эмоциональную ситуацию. Но как можно все это объяснить бесконечно влюбленной в Уэйна Веронике? И тем не менее он считал своим долгом предупредить ее. Но не успел он заговорить, как она повернулась к нему и сказала:
— Знаешь, Уэйн постоянно о тебе упоминает. Мне кажется, у него больше нет друзей. Во всяком случае, я не видела ни одного. Даже когда он переехал из «Виндзора» в свою новую квартиру, он никого не пригласил на новоселье.
Себастьян кивнул, прекрасно сознавая, за кого его держит Уэйн, — гибрид между духовником и потенциальной жертвой. После того визита в «Виндзор» Себастьян постоянно ощущал, какую опасную игру он затеял с французом. Уэйну было бы куда проще сразу зачислить его в категорию врагов, и тот факт, что он до сих пор этого не сделал, говорил об уровне мастерства Себастьяна.
Конечно, Уэйн ему лгал. Он твердо знал, что рассказ о семейных виноградниках во Франции сплошная ложь, но это само по себе не слишком существенно. Уэйн, завороженный их крепнущей дружбой, говорил больше, чем сознавал. Себастьян уже знал, что мать редко ласкала его, что с раннего возраста родители были в нем разочарованы, и еще он ощущал наличие психопатической ревности к другим детям. Особенно ужасало Себастьяна отношение Уэйна к своему отцу.
Себастьяну очень хотелось защитить Веронику, его трогала ее открытость и теплота. Поэтому он сказал довольно резко, отбросив привычный такт:
— Мне думается, что Уэйн ненормален психически, Вероника. Я считаю, что он способен практически на все…
Вероника моргнула, пораженная тем, что обычно добрый и мягкий Себастьян мог сказать такую жестокую вещь. Она прореагировала инстинктивно, заглушив в себе тоненький голосок, подсказывающий ей, что он прав.
— Это неправда, — горячо возразила она. — Ты просто не любишь Уэйна, верно? Вы оба не любите. Я не слепая, я вижу.
Себастьян попытался ее успокоить.
— Нет, ты ошибаешься. Ты не понимаешь…
Вероника встала.
— Я понимаю, что ты нужен Уэйну. Я считаю, что ему нужен друг, и полагала, что ты как раз подходишь. Но если ты поносишь Уэйна за его спиной…
Она выбежала из комнаты, слезы душили ее. Себастьян пошел было следом, но сэр Джулиус удержал его.
— Пусть идет, — тихо произнес он. — Сейчас ей бесполезно что-либо говорить. Завтра я ей позвоню и попытаюсь все объяснить. Скажу, что согласен с твоим диагнозом, может, это поможет.
Выйдя на улицу, Вероника устыдилась устроенной сцены. Шмыгнула носом и подозвала такси. Она хорошо знала, чем на самом деле была вызвана ее несдержанность.
Она была беременна.
В следующий понедельник Вероника с тревогой дожидалась Уэйна в его офисе, стараясь не вспоминать о предупреждении Себастьяна. Она была уверена, что Уэйн на ней женится, что обрадуется, когда услышит о ребенке. Ведь французы славятся любовью к большим семьям.
Через пять минут Уэйн открыл дверь в свой новый офис и слегка нахмурился, увидев ее. Но быстро справился с собой и улыбнулся.
— Привет. — Он сбросил пальто и подумал, что даже неплохо, что она здесь. Ведь когда-нибудь все равно придется сказать ей о книге.
— Уэйн, я хочу тебе кое-что сообщить… — нервно начала она, облизывая губы и сжимая руки. Потом решилась. — Я беременна. Правда, замечательно?
Уэйн мгновение смотрел на нее, затем медленно сел, явно потрясенный. Перед ним была не горничная-испанка, собирающаяся произвести на свет незаконнорожденного ребенка, а приличная англичанка. Мысль о сыне и наследнике на секунду показалась соблазнительной, но он тут же отбросил ее. Наследника он может заиметь в любое время, сомневаться в этом не приходилось, а вот книга и возможность заработать кругленькую сумму на дороге не валяются.
— Ясно, — холодно произнес он, и она сразу поняла, что последует. Медленно опустилась в кресло и проглотила комок в горле. — Мне тоже надо тебе кое-что сказать. Я брал твою рукопись с собой в Кент. Последние недели я ею занимался вплотную, приводил в порядок. Там кое-что было наивным. — Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. — Я сказал сэру Мортимеру, что сам написал ее.
Вероника недоуменно моргнула. Она так зациклилась на ребенке, что не сразу поняла, о чем он говорит.
— Что он о ней думает? — спросила она после паузы.
— Он в восторге. Я собираюсь ее опубликовать. Под своим именем, разумеется, — добавил он решительно, наблюдая, как меняется ее лицо. В последнее время он чересчур привязался к Веронике Колтрейн. Теперь появилась прекрасная возможность навсегда от нее избавиться. Казалось, эта мысль должна была бы его порадовать, но на него внезапно накатило ощущение горькой потери. Уэйн крепко сжал руки.
— Под твоим именем? Но, Уэйн, это же несерьезно. Опубликовать книгу — моя мечта. Я рада, нет, правда, я тебе благодарна, что ты показал ее сэру Мортимеру, но опубликовать ее под своим именем!.. — Она замолчала, отказываясь верить тому, что сердце уже знало. — Ты считаешь, она будет лучше продаваться под мужским именем, верно? Ты, конечно, прав. Я могу использовать твое имя в качестве псевдонима. — Она говорила несвязно и понимала это. Но голова у нее шла кругом, сердце ныло, и ей необходима была хоть одна разумная мысль, за которую можно уцепиться. Он не может ее так предать. Не может!
Уэйн знал, что должен на нее разозлиться. Вне сомнения, ей хочется верить, что его мотивы благородны. Она, видно, считает, что он на ней женится из-за ребенка. Но как она могла быть такой неосторожной, что забеременела? Разве она не понимает, что таким образом можно все разрушить? Она никогда его не любила. Если бы любила, то поддержала бы, черт побери.
— Я сказал сэру Мортимеру, что написал книгу сам, вот и все, — прямо заявил он, сжимая и разжимая руки. — Я уже подписал договор с издательством. Все очень просто, Вероника, мне нужны деньги. После покупки квартиры и машины я остался практически без гроша.