Судилище
Шрифт:
Адмони (профессор Института имени Герцена, лингвист, литературовед, переводчик): Когда я узнал, что Иосифа Бродского привлекают к суду по обвинению в тунеядстве, я счёл своим долгом высказать перед судом и своё мнение. Я считаю себя вправе сделать это в силу того, что 30 лет работаю с молодёжью, как преподаватель вузов, в силу того, что я давно занимаюсь переводами.
С И.Бродским я почти не знаком. Мы здороваемся, но, кажется, не обменялись даже двумя фразами. Однако в течение, примерно, последнего года или несколько больше я пристально слежу за его переводческими работами – по его выступлениям на переводческих вечерах, по публикациям. Потому, что это переводы талантливые, яркие. И на основании этих переводов из Галчинского, Фернандеса и других я могу со всей ответственностью сказать, что
Тот указ, по которому привлечён к ответственности Бродский, направлен против тех, кто мало работает, а не против тех, кто мало зарабатывает. Тунеядцы – это те, кто мало работают. Поэтому обвинение Бродского в тунеядстве является нелепостью. Нельзя обвинять в тунеядстве человека, который работает так, как Иосиф Бродский, – работает упорно, много, не думая о больших заработках, готовый ограничить себя самым необходимым, чтобы только совершенствоваться в своём искусстве и создавать полноценные художественные произведения.
Судья: Что вы говорили о том, что не надо судить тех, кто мало зарабатывает?
Адмони: Я говорил: суть указа в том, что судить надо тех, кто мало работает, а не тех, кто мало зарабатывает.
Судья: Что же вы хотите этим сказать? А вы читали указ от 4 мая? Коммунизм создаётся только трудом миллионов.
Адмони: Всякий труд, полезный для общества, должен быть уважаем.
Заседатель Тяглый: Где Бродский читал свои переводы и на каких иностранных языках он читал?
Адмони (улыбнувшись): Он читал по-русски. Он переводит с иностранного языка на русский.
Судья: Если вас спрашивает простой человек, вы должны ему объяснить, а не улыбаться.
Адмони: Я и объясняю, что переводит он с польского и сербского на русский.
Судья: Говорите суду, а не публике.
Адмони: Прошу простить меня. Это профессорская привычка – говорить, обращаясь к аудитории.
Судья: Свидетель Воеводин! Вы лично Бродского знаете?
Воеводин (член Союза писателей): Нет. Я только полгода работаю в Союзе. Я лично с ним знаком не был. Он мало бывает в Союзе, только на переводческих вечерах. Он, видимо, понимал, как встретят его стихи, и потому не ходил на другие объединения. Я читал его эпиграммы. Вы покраснели бы, товарищи судьи, если бы их прочитали. Здесь говорили о таланте Бродского. Талант измеряется только народным признанием. А этого признания нет и быть не может.
В Союз писателей была передана папка стихов Бродского. В них три темы: первая тема – отрешённости от мира, вторая – порнографическая, третья тема – тема нелюбви к родине, к народу, где Бродский говорит о родине чужой [2] . Погодите, сейчас вспомню… «однообразна русская толпа» [3] . Пусть эти безобразные стихи останутся на его совести. Поэта Бродского не существует. Переводчик, может, и есть, а поэта не существует! Я абсолютно поддерживаю выступление товарища, который говорил о своём сыне, на которого Бродский влиял тлетворно. Бродский отрывает молодёжь от труда, от мира и жизни. В этом большая антиобщественная роль Бродского.
2
Е. Воеводин (как и далее Ф. Сорокин в своей обвинительной речи) намеренно искажает смысл стихотворения И. Бродского «Люби проездом родину друзей…» (1961), в котором под «чужой родиной» подразумевается Москва.
3
Вырванная из контекста строка из поэмы И. Бродского «Шествие».
Судья: Обсуждали вы на комиссии талант Бродского?
Воеводин: Было одно короткое собрание, на котором речь шла о Бродском. Но обсуждение не вылилось в широкую дискуссию. Повторяю, Бродский ограничивался полупохабными эпиграммами, а в Союз ходил редко. Мой друг, поэт Куклин, однажды громогласно с эстрады заявил о своём возмущении стихами Бродского.
Адвокат: Справку, которую вы написали о Бродском, разделяет вся комиссия?
Воеводин: С Эткиндом, который придерживается другого мнения, мы справку не согласовывали.
Адвокат: А остальным членам комиссии содержание вашей справки известно?
Воеводин: Нет, она известна не всем членам комиссии.
Бродский: А каким образом у вас оказались мои стихи и мой дневник?
Судья: Я этот вопрос снимаю. Гражданин Бродский, вы работали от случая к случаю. Почему?
Бродский: Я уже говорил: я работал всё время. Штатно, а потом писал стихи. (С отчаянием). Это работа – писать стихи!
Судья: Но ваш заработок очень невелик. Вы говорите, за год получаете 250 рублей, а по справкам, которые представила милиция – сто рублей.
Адвокат: На предыдущем суде было постановлено, чтобы милиция проверила и справки о заработке, а это не было сделано.
Судья: Вот в деле есть договор, который вам прислали из издательства. Так ведь это просто бумажка, никем не подписанная.
(Из публики посылают судье записку о том, что договоры сначала подписывает автор, а потом руководители издательства).
Судья: Прошу мне больше записок не посылать.
Сорокин (общественный обвинитель): Наш великий народ строит коммунизм. В советском человеке развивается замечательное качество – наслаждение общественно-полезным трудом. Процветает только то общество, где нет безделья. Бродский далёк от патриотизма. Он забыл главный принцип – кто не работает, тот не ест. А Бродский на протяжении многих лет ведёт жизнь тунеядца. В 1956 году он бросил школу и поступил на завод. Ему было 15 лет. В том же году – увольняется. (Повторяет послужной список и перерывы в штатной работе снова объясняет бездельем. Будто и не звучали все объяснения свидетелей защиты о том, что литературный труд тоже работа).
Мы проверили, что Бродский за одну работу получил только 37 рублей, а он говорит – 150 рублей!
Бродский: Это аванс! Это только аванс! Часть того, что я потом получу!
Судья: Молчите, Бродский!
Сорокин: Там, где Бродский работал, он всех возмущал своей недисциплинированностью и нежеланием работать. Статья в «Вечернем Ленинграде» вызвала большой отклик. Особенно много писем поступило от молодёжи. Она резко осудила поведение Бродского. (Читает письма). Молодёжь считает, что ему не место в Ленинграде. Что он должен быть сурово наказан. У него полностью отсутствует понятие о совести и долге. Каждый человек считает счастьем служить в армии. А он уклонился. Отец Бродского послал своего сына на консультацию в диспансер, и он приносит оттуда справку, которую принял легковерный военкомат. Ещё до вызова в военкомат Бродский пишет своему другу Шахматову, ныне осуждённому: «Предстоит свидание с комитетом обороны. Твой стол станет надёжным убежищем моих ямбов».
Бродский принадлежал к компании, которая сатанинским хохотом встречала слово «труд» и с почтением слушала своего фюрера Уманского. Бродского объединяет с ним ненависть к труду и советской литературе. Особенным успехом пользуется здесь набор порнографических слов и понятий. Шахматова Бродский называл сэром. Не иначе! Шахматов был осуждён. Вот из какого зловонного местечка появился Бродский. Говорят об одарённости Бродского. Но кто это говорит? Люди, подобные Бродскому и Шахматову.
Мой сосед кричит с места: Кто? Чуковский и Маршак подобны Шахматову?