Судилище
Шрифт:
(Подходят дружинники выводят его) [4] .
Сорокин: Бродского защищают прощелыги, тунеядцы, мокрицы и жучки… Бродский не поэт, а человек, пытающийся писать стишки. Он забыл, что в нашей стране человек должен трудиться, создавать ценности: станки, хлеб. Бродского надо заставить трудиться насильно. Надо выселить его из города-героя. Он тунеядец, хам, прощелыга, идейно грязный человек. Почитатели Бродского брызжут слюной. А Некрасов сказал:
4
За честь К.И. Чуковского и С.Я. Маршака вступился историк и публицист Е.А. Гнедин (1898-1983) – в прошлом ответственный работник Наркомата иностранных дел, шестнадцать лет провёл в сталинских лагеряхи ссылке.
Мы сегодня судим не поэта, а тунеядца. Почему тут защищали человека, ненавидящего нашу родину? Надо проверить моральный облик тех, кто его защищал. Он писал в своих стихах: «Люблю я родину чужую». В его дневниках есть запись: «Я уже долго думал насчёт выхода за красную черту. В моей рыжей голове созревают конструктивные мысли». Он писал ещё так: «Стокгольмская ратуша внушает мне больше уважения, чем пражский Кремль». Маркса он называет так: «старый чревоугодник, обрамлённый венком из еловых шишек». В одном письме он пишет: «Плевать я хотел на Москву!»
Вот чего стоит Бродский и все, кто его защищают!
(Затем цитируется письмо одной девушки, которая с неуважением пишет о Ленине. Остаётся совершенно неясным, какое отношение её письмо имеет к Бродскому: оно не им написано и не ему адресовано).
В эту минуту судья обращается ко мне:
– Прекратите записывать!
Я: Товарищ судья, я прошу разрешить мне записывать.
Судья: Нет.
Я: Я журналистка, член Союза писателей, я пишу о воспитании молодёжи, я прошу разрешить мне записывать.
Судья: Я не знаю, что вы там записываете. Прекратите.
Из публики: Отнять у неё записи!
(Сорокин продолжает свою речь, потом говорит защитница, речь которой я могу изложить лишь в виде тезисов, поскольку писать мне запретили).
Тезисы речи защитницы:
Общественный обвинитель использовал материалы, которых в деле нет, которые в ходе дела возникают впервые, и по которым Бродский не допрашивался и объяснений не давал.
Подлинность материалов, заимствованных из заслушанного в 1961 году спецдела, нами не проверена, и то, что общественный обвинитель цитировал, мы не имеем возможности проверить. Если речь идёт о дневнике Бродского, то он относится к 1956 году. Это юношеский дневник. Общественный обвинитель приводит как мнение общественности, письма читателей в редакцию газеты «Вечерний Ленинград». Авторы писем Бродского не знают, стихов его не читали и судят по тенденциозной и во многом неверной по фактам газетной статье. Общественный обвинитель оскорбляет не только Бродского, употребляя слова «хам», «тунеядец», «антисоветский элемент», но и лиц, вступившихся за него: Маршака, Чуковского, а также уважаемых свидетелей. Таким образом, не располагая объективными доказательствами, общественный обвинитель пользуется недозволенными приёмами.
Чем располагает обвинение?
а) Справка о трудовой деятельности с 1956 по 1962 год. В 1956 году Бродскому было 16 лет; он мог вообще учиться и быть по закону на иждивении родителей до 18 лет. Частая смена работ – влияние психопатических черт характера и неумение сразу найти своё место в жизни. Перерывы, в частности, объясняются сезонной работой в экспедициях. Нет причины до 1962 года говорить об уклонении от труда.
(Адвокат говорит о своём уважении к заседателям, по сожалеет, что среди заседателей нет человека, который был бы компетентен в вопросах литературного труда. Когда обвиняют несовершеннолетнего – непременно есть заседатель-педагог, если на скамье подсудимых врач, среди заседателей необходим врач. Почему же этот справедливый и разумный обычай забывается, когда речь идёт о литераторе?)
б) Штатно Бродский не работает с 1962 года. Однако представленные договоры с издательством от XI-62 г. и X-1963 г., справка студии телевидения, справка журнала «Костёр», вышедшая книга переводов югославских поэтов свидетельствуют о творческой работе.
Качество этой работы. Есть справка, подписанная Е. Воеводиным, резко отрицательная, с недопустимыми обвинениями в антисоветской деятельности, справка, напоминающая документы худших времён культа личности. Выяснилось, что справка эта на Комиссии не обсуждалась, членам Комиссии неизвестна, и, таким образом, является собственным мнением прозаика Воеводина. Есть отзыв таких людей, лучших знатоков, мастеров перевода, как Маршак и Чуковский. Свидетель В. Адмони – крупный литературовед, лингвист, переводчик, Е. Эткинд – знаток переводческой литературы, член бюро секции переводчиков и член Комиссии по работе с молодыми авторами; писатель и филолог Н. Грудинина, которая много работала с молодыми поэтами. Все они высоко оценивают работу Бродского как переводчика и говорят о большой затрате труда, который потребовался ему, чтобы перевести то, что он перевёл за 1963 год. Вывод: справка Воеводина не может опровергнуть мнение этих лиц.
в) Ни один из свидетелей обвинения Бродского не знает, стихов его не читал; свидетели обвинения дают показания на основании каких-то непонятным путём полученных и непроверенных документов и высказывают своё мнение, произнося обвинительные речи. Они скорее обвинители, чем свидетели.
Другими материалами обвинение не располагает.
Суд должен исключить из рассмотрения:
1. Материалы спецдела, рассмотренного в 1961 году, по которому в отношении Бродского было вынесено постановление – дело прекратить.
Если бы Бродский тогда или позднее совершил антисоветское преступление, написал бы антисоветские стихи, – это было бы предметом рассмотрения со стороны следственных органов госбезопасности.
Бродский, действительно, был знаком с Шахматовым и Уманским и находился под их влиянием. Но, к счастью, он давно от этого влияния освободился. Между тем, общественный обвинитель зачитывал записи тех лет, преподнося их вне времени и пространства, чем, естественно, вызвал гнев у публики по адресу Бродского. Общественный обвинитель создал впечатление, что Бродский и сейчас придерживается своих давнишних взглядов, что совершенно неверно. Многие молодые люди, входившие в компанию Уманского, благодаря разумному вмешательству взрослых людей, были возвращены к нормальной жизни. То же самое происходило в последние два года с Бродским. Он стал много и плодотворно работать. Но тут его арестовали за тунеядство.
2. Вопрос о качестве стихов самого Бродского.
Мы ещё не знаем, какие из приложенных к делу стихов принадлежат Бродскому, так как из его заявления видно, что там есть ряд стихов, ему не принадлежащих.
Для того, чтобы судить о том, упаднические это стихи, пессимистические или лирические, должна быть авторитетная литературоведческая экспертиза, ни суд, ни стороны сами не в состоянии разрешить этот вопрос.
Наша задача – установить, является ли Бродский тунеядцем, живущим на нетрудовые доходы, ведущий паразитический образ жизни.
Бродский – поэт-переводчик, вкладывающий свой труд по переводу поэтов братских республик, стран народной демократии в дело борьбы за мир. Он не пьяница, не аморальный человек, не стяжатель. Его упрекают в том, что он мало получал гонорара, следовательно, и не работал. (Адвокат даёт справку о специфике литературного труда, о порядке оплаты. Говорит об огромной затрате труда при переводах, о необходимости изучения иностранных языков, творчества переводимых поэтов. О том, что не все представленные работы принимаются и оплачиваются).