Судный день
Шрифт:
Томас наклонился вперед:
– Как-как он сказал?.. Что отрубит одну из длинных рук герцога?!
Она кивнула.
– И что он этим хотел сказать?
– Не знаю. Я спросила у него, но он внезапно замолчал и отстранился, словно понял, что сболтнул лишнего.
Услышав это, Томас задумался и отошел к окну. Я остался сидеть возле трактирщицы, которая опасливо взирала на тучную фигуру профессора.
Пока я рассматривал госпожу фон Хамборк, то вдруг понял: едва мы окажемся за воротами этого постоялого двора, я напрочь забуду, как выглядела трактирщица. Черты ее лица сами
Томас вернулся к столу и уселся на свое место.
– Почему же во второй раз он назвался другим именем и присвоил графский титул? – спросил он.
– Не знаю. – Она было умолкла, но потом вдруг добавила: – Когда он вновь появился в дверях, я конечно же испугалась… Едва не онемела от страха… К счастью, он тактично притворился, будто мы с ним не знакомы… Словно он здесь впервые. Возможно… Ну да, возможно, именно поэтому он назвался другим именем, – чтобы Херберт ни о чем не догадался.
– Но зачем называть себя графом?
– Не знаю. – Она, видно, совсем отчаялась, а бесконечные вопросы профессора утомили ее. – Он и капитаном-то был высокомерным и хвастливым – может, ему просто захотелось почувствовать себя графом, – в голову ей пришла еще одна догадка, хотя, похоже, она сомневалась, – а возможно, он и был графом, просто скрыл это в свой первый приезд?
Но ответ на этот вопрос профессор уже знал, поэтому решил сменить тему:
– Вчера вечером вы намекнули, что в отношении вашего супруга граф вел себя…ну, скажем, заносчиво. В чем это выражалось?
– Я об этом сказала? – тихо, будто сама у себя, уточнила она. – Нет, не помню. Не знаю. Прошу меня простить.
– А как он обращался с вами?
– Сначала был вежливым, но потом сделался невыносимым. Заигрывал со мной и намекал на нечто непристойное – прямо в присутствии других. Даже когда рядом находился Херберт. Я старалась избегать встречи с ним и почти не выходила из комнаты.
Понимающе кивнув, Томас продолжал расспрашивать:
– Вам о чем-нибудь говорит имя фон Берхольц или фон Бергхольс?
Трактирщица посмотрела на Томаса с неподдельным удивлением:
– Нет, с чего бы?
– Вы уверены?
– Да, у меня прекрасная память на имена. – Она испуганно улыбнулась, а у Томаса уже готов был следующий вопрос:
– Где вы находились в тот момент, когда узнали от супруга, что он обнаружил в снегу тело одного из гостей?
– Я отдыхала в шезлонге в гостиной – в последнее время я неважно себя чувствую.
– Кто-нибудь может подтвердить ваши слова? У вас есть свидетели?
Сперва она непонимающе посмотрела на Томаса, но затем осознала смысл вопроса, и в глазах ее сверкнул
– Да как вы смеете?! Вы что же, профессор, действительно полагаете, что я могла убить мужчину, с которым меня связывали подобного рода отношения?! Вы недостаточно хорошо знаете меня, профессор!
– Верно, – спокойно согласился Томас, задумчиво рассматривая ее лицо, – недостаточно.
Он поднялся и, подойдя к камину, поворошил угли и подбросил дров. Вернувшись к столу, он встал позади ее стула, так что госпоже фон Хамборк пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него.
– А ваш супруг – он мог убить графа?
Она выглядела изумленной, однако ее реакция и новая волна гнева показались мне притворными.
– Вы… вы недостойный человек! Как вы можете…
Она поспешно вскочила, опрокинув стул, и быстро двинулась к выходу, вышла в коридор и с шумом захлопнула за собой дверь. Мы озадаченно смотрели на дверь, пока Томас не шевельнулся:
– Хм… инте… – Он умолк и взглянул на меня.
– …ресно, – договорил я за него, и мы рассмеялись.
– А ведь такой возможности она не исключает. – Поджав губы, Томас снова посмотрел на дверь и довольно кивнул. – Значит, мы разгадали еще одну загадку относительно личности нашего лжеграфа. А именно – почему он назвался разными именами.
– Как это? Неужели разгадали?
Томас с досадой взглянул на меня:
– Знаешь, Петтер, иногда можно подумать, что уши у тебя находятся на том месте, на котором ты сидишь. Трактирщица же практически выложила перед нами готовое объяснение. Она сказала, что когда граф явился сюда в первый раз и представился – то есть сказал: “Жюль Риго, капитан”, он прямо на полуслове запнулся, прикусил губу и рассердился. Задайся вопросом – почему, Петтер. Почему он повел себя таким образом?
Томас дожидался моего ответа. И почему же? Отчего мы вдруг умолкаем на полуслове? Потому что решаем умолчать о чем-то. Или, возможно, сомневаемся. Или хотим вспомнить что-то. Но ведь он-то назвал собственное имя – вряд ли его получится забыть!
Ну да, имя! Меня вдруг осенило.
– Назвав собственное имя, он ошибся! Ну конечно! Он должен был представиться графом, но в суматохе позабыл об этом!
Томас широко улыбнулся мне в ответ, и я радостно рассмеялся.
– И какие выводы мы можем сделать о капитане в графском обличье? – спросил Томас.
– Что для него подобный маскарад был непривычным.
– Верно. И в связи с этим мне сразу вспоминается дата на расписке – семнадцатое ноября. Допустим, что именно тогда он и должен был начать играть роль графа. Получается… дай подумать… что к моменту приезда сюда ему уже полагалось привыкнуть к своему новому облику. Но, возможно, за эти две недели ему не понадобилось прикидываться графом – может статься, он вспомнил об этом, лишь приехав на постоялый двор. Но в суматохе вспомнил не сразу. Непонятно только… – Прикрыв глаза, Томас потер переносицу. – Герцог. Похоже, этот герцог – хороший друг нашего южного соседа. Но вот длинные руки, которые надо обрубить… – Томас вопросительно посмотрел на меня. – Это, конечно, сказано образно, и, тем не менее, зачем отрубать руку своему приятелю?