Судный день
Шрифт:
И еще я вспоминаю письмо, что прислал мне недавно мой старый друг Иозеф Пондс, профессор теологии кафедры Святого Петра в Риме. Письмо это я прочел, улыбаясь, но с легким недовольством. Когда полжизни выслушиваешь поучения и наставления человека, которого считаешь необычайно образованным, человека, живо интересующегося новейшими исследованиями, странно признавать, что профессор Томас Буберг допустил в свое время ошибку. В письме говорится:
Мой дорогой друг,
Касательно Вашего вопроса о том, было ли число Ноль учтено при создании григорианского календаря и существует ли в нем нулевой год, могу с уверенностью
Дверь открылась, и на пороге появился князь Реджинальд с бокалом и кувшином вина. Под мышкой у него я разглядел какие-то бумаги. Я ждал, что он подойдет и усядется возле моей кровати, но князь налил вина, положил мою рукопись поближе к свечке и пододвинул стул. Похоже, он собрался вновь перечитывать ее!
Да что с ним такое? Он, кажется, не в себе… Что-то здесь не так…
Князь подошел ко мне и с многозначительной миной на грубо вылепленном лице положил на одеяло стопку потрепанных документов, а затем, вернувшись к столу, склонился над рукописью, более не удостоив меня даже взглядом.
Я не люблю читать в постели. В постели глаза должны отдыхать, а мысли – стремиться прочь. Постель – это место для того, чтобы лежать в тепле и прислушиваться к ночным звукам и мышиному шороху. Мне не хочется трогать эти бумаги. Пусть они упадут на пол, а если этот… лоботряс желает, чтобы я ознакомился с их содержанием, пусть зачитает их вслух.
Но, судя по всему, князь Реджинальд ни на миг не может оторваться от рукописи. Значит, почитает мне завтра.
Я закрыл глаза.
И вновь открыл их. Поверх одеяла я увидел загнутый уголок документа. Бумага серая, дешевая, беднота покупает такую бумагу с лотка у коробейников. Что же князь хочет мне рассказать? Почему считает, что мне нужно прочесть это? И что это такое?
На такой грубой бумаге?
Я перевернулся на бок, и бумаги сползли с одеяла, но застряли в перильце кровати, и я увидел текст. Слов мне разобрать не удается, но вот почерк… Какой-то знакомый…
Приподнявшись, я подложил под спину подушку и схватил бумаги, заметив краем глаза, что князь ухмыльнулся. Вот лоботряс!
Я посмотрел на обложку – она оказалась грязной и заляпанной, будто побывала свидетелем многочисленных трапез. Переплетом служили четыре кожаных ремешка, похоже, отрезанных от старой рубахи.
На обложке почерком, который я узнал даже спустя десятилетия, было выведено:
Die t"aglichen Notizen "uber das Leben eines verratenen
Abenteurers und Gl"ucksritters, von Oberstleutnant Werner
von Bergholz geschrieben [33] .
Авантюрист и искатель приключений, которого подло предали! История жизни фон Бергхольца! Заметки – что-то похожее на дневник!
33
Заметки о
“Книга несет нам слово, повествование, мудрость, – сказал как-то Томас, – она – величайшее изобретение после огня”.
Мы сидим в моей крохотной каморке, двое взрослых мужчин, вдали от суеты замка. Мы поглощены прошлым, отброшены на поколение назад, одурманены силой слова, и разрушить его чары способно разве что землетрясение. Мы читаем так долго, что свечи съеживаются до огарков, которые вот-вот утонут в восковых лужицах.
Князь Реджинальд принес новые свечи и, стараясь не тревожить меня, заменил огарок возле моей головы. Осторожно опустился на стул и выжидающе смотрел на меня, отхлебывая вино. Наконец я перевернул последнюю страницу и растерянно поднял взгляд.
– Это всё, что есть, – сказал он.
Я перечел последние строки:
17 ноября 1705. Ночь выдалась бессонная. Кашель, подобно множеству ножей, вонзается в легкие. Попрошу хозяина прислать ко мне цирюльника. И отправить во дворец гонца. Перья мои совсем истерлись, а руки так дрожат, что перо часто ломается. Думаю, князь оценит мою историю – особенно, если я напишу ее новыми перьями…
Внизу страницы виднелась большая клякса.
– Он больше ничего не написал? – спросил я Реджинальда.
– Он умер.
Князь пододвинул стул поближе к моей кровати и принялся рассказывать.
Однажды осенью года Господня 1705 во дворец явился гонец от хозяина одного из городских постоялых дворов. Тот сообщал, что князю Вильгельму, отцу Реджинальда, возможно, небезынтересно будет послушать историю одного из постояльцев. Гонец – мальчик-слуга – рассказал, что постоялец порядком поистратился, и его вот-вот выставят за дверь. Мальчик также принес князю письмо от постояльца. Ознакомившись с письмом, князь Вильгельм отправился в город и встретился с этим незнакомцем.
– О чем было письмо? – перебил я Реджинальда.
– Не знаю. В библиотеке я его не нашел.
Однако старый князь и обнищавший фон Бергхольц – а это конечно же был он – договорились, что князь расплатится за его проживание на постоялом дворе в обмен на дневник фон Бергхольца.
– Но почему? Зачем вашему батюшке понадобился этот дневник?
– Я и сам точно не знаю. Отец никогда об этом не рассказывал. Но я порасспросил старого Тобиаса, который тогда прислуживал батюшке, и Тобиас вспомнил эту историю. По его словам, отец решил облагодетельствовать фон Бергхольца, потому что тот полагал, будто власти герцогства его преследуют. Возможно, батюшка надеялся что-нибудь узнать об украденных книгах. Не знаю. А может статься, простое любопытство – ведь этот авантюрист и правда прожил бурную жизнь скитальца.
Князь Реджинальд отхлебнул вина и посмотрел на меня поверх бокала.
– Возможно, ему просто хотелось подразнить новых правителей – это очень в отцовском духе. К тому же он понимал, что фон Бергхольц болен и ему недолго оставалось на этом свете. Во всяком случае, фон Бергхольц тут же начал работать над заметками, стараясь сделать их более или менее связными.
Меня осенило:
– Библия с оружием внутри, Книга мести, как называл ее пастор Фриш, – не была ли и она среди тех книг, что украли из вашей дворцовой библиотеки?