Судоходство в пролет

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Захожу я сегодня, в Лето Господне 2006, в самый, как заявлено, богатый книжный супермаркет на Невском; захожу и спрашиваю Евгения Шварца – ну, вы же знаете: «Два клена», «Золушка»?

Не имеют понятия.

Ах да, я перепутал, это случилось в магазине «Снарк» (известно ли этим негодяям, кто есть Снарк?)

А на Невском меня живо интересовал Януш Корчак, «Король Матиуш Первый».

У меня

Магазинная барышня распахнула глаза и разинула маленький ротик-точилку.

– Кор-чак? – переспросила она важно. – Какой жааанр?

Все стало ясно.

Я махнул рукой:

– Классика это, – объяснил я. – Король Матиуш Первый.

– У нас эта книга вряд ли найдется!

Я спросил ее «Почему?» таким тоном, что она окаменела и, можно надеяться, обмочилась. Я вышел и отправился в редакцию издательства беседовать с редакторшей о разнице между литературой и книжным бизнесом.

Мы улыбались друг другу и были чрезвычайно любезны, но оба явственно слышали, как звякнула скрестившаяся сталь и пролетела искра.

Если уподобить литературный текст живописному полотну, то работу над ним можно представить себе так. Вот, к примеру, художник нарисовал, как некий полный человек с очень ласковым и заведомо положительным, ангельским лицом отрывает яйца другому человеку – не то откровенному демону, не то мелкому лавочнику. Неважно, какая в этом идея – нарисовалось, и все. Приходит редактор, взирает на весь этот концептуализм, пронизанный конструктивизмом, и требует дорисовать большого поросенка. То есть добавить печатных знаков – авторских листов. Причем на переднем плане. А сверху изобразить эльфов, резвящихся на драконах, и написать «Лукьяненко», а поперек поросенка кровавыми буквами – «Сорокин». И дать еще экзотический пейзаж с пулеметными вышками и минаретами. Да приписать в уголке, что это только средняя часть будущего триптиха. Она ненадолго вывалилась из подворотной тройки, где еще уже почти существуют приквел и сиквел. И рядом со стаканчиком отирается зачушкаренный гэг.

Серийное преступление задумано и готово свершиться.

…Уже под вечер я забрел в последний магазин, где снова имел несчастье спросить о Януше Корчаке и Короле Матиуше.

– Это вам надо посмотреть в первом отделе…

– Нет, в первом отделе взрослая литература, а у вас – детская…

Недоуменные взгляды, переталкивание локтями.

– Это для какого же возраста?

Мало, оказывается, написать книжку, да еще отправиться в печку вместе со своими юными читателями-слушателями!

Это рукописи не горят – в отличие от писателей.

Теперь, я думаю, уже не в средней школе – зачем? – а на филфаках Корчака можно подавать лаконично: был такой аффтар – фтопку его…

Я забегаю в будущее.

Это не 2006.

Это июнь 2007.

Каждый ребенок знает, что питерцы не ходят в музеи. Им кажется, будто они живут в музее, а потому ходить туда незачем.

Я и сам не люблю музеи. Я ничего не понимаю в том, что там выставлено, а объяснения экскурсовода забываю не то что на выходе, а гораздо раньше.

Но всему есть предел. Жить в Питере сорок лет и ни разу не посмотреть на белые ночи под разведенные мосты, или наоборот разведенные мосты под белые ночи – это, конечно, позор. То есть по отдельности я все это видел – и белые ночи, которые мало чем отличаются от непроглядных, потому что спать хочется одинаково; и разведенный мост я тоже наблюдал, и очень даже долго созерцал в нескрываемом раздражении, потому что отчаянно стремился туда, на другую сторону.

А в сочетании не видел ни разу.

Но вот случилось увидеть.

Я даже заранее поискал в сети график разводки и с ним ознакомился. Обещание «судоходства в пролет» решило дело: иду. В мире происходит столько интересного, я ничего об этом не знаю и только выдумываю всякое из головы, чего не бывает.

Мне понравилось.

Никогда прежде я такого не видел.

Ассоциативный ряд, правда, соорудился вполне медицинский, и моя моральная разнузданность перешла границы. Акватория кишела маленькими суденышками: лодочками, катерами, прогулочными судами. Никогда прежде мне не приходилось видеть такого столпотворения. Все они мельтешили в этой влажной среде, напоминая интимную микрофлору – очевидно, болезнетворную. Спринцевание в виде разноцветных далеких фонтанов не помогало. Микроорганизмы резвились в ожидании судоходства в пролет. Но потом я решил, что это все-таки не микробы, а больше сперматозоиды, потому что они вдруг резко умножились численно и, галдя, славя какого-то Олега Васильевича, потянулись стройным потоком из этого самого пролета, еще не раздвинутого. И это было явно преждевременно, потому что основное судоходство еще не состоялось.

Такие функциональные расстройства медицине известны: судоходство толком не началось, а все уже устремилось к очередному пролету.

Однако оно все-таки началось: раскрытие пролета произошло, и в него полезло сигарообразное судно с утолщением на носу. Ассоциативный ряд достроился столь недвусмысленно, что я развел руками, не стал больше ничего сопоставлять и поехал домой.

Верчу машину времени обратно.

…Обидел жену – и кто меня, спрашивается, тянул за язык? Зачем я это сказал?

Она купила французский фильм, на французском языке, называется «Бон вояж», то есть «Счастливого пути».

Ну а я со своей любовью ко всему французскому немедленно дал свой перевод: «Ебон путешествует».

И что, если разобраться, в этом такого? Все равно правдоподобно. Вполне могла бы случиться такая комедия, с Ришаром или де Фюнесом, и уж наверняка с Депардье.

Прокатился с дочкой на Диво-Остров, где аттракционы.

Вообще, я диву даюсь (то-то и название), как много людей готовы заплатить деньги за некие действия над собой. Скорее всего, это особы, у которых преобладает юнгианская функция ощущения, они воспринимают мир кожей и мышцами, расположены к мазохизму, любят зубных врачей, пирсинг, каттинг, татуировки. У меня же преобладает, пожалуй, функция интуитивная, и вот она-то, интуиция, не советует мне заниматься этим делом. Я вообще не люблю, когда меня раскручивают, подбрасывают, переворачивают вверх ногами и проделывают другие штуки в таком же духе, потому что начинаю ощущать свою полную беспомощность во власти безмозглого аппарата.