Суер-Выер. Пергамент
Шрифт:
Приложения
Глава XLIX. Ненависть
– Я что-то ненавижу, а что именно – позабыл, – обмолвился однажды лоцман Кацман.
– Давайте, давайте, лоцман, вспоминайте, – поторопил Суер. – Мы твёрдо должны помнить, что ненавидим.
Лоцман попал в ловушку. Он заюлил, заскулил. Нас это никак не удовлетворило. Чувствовалось, что корни ненависти уходят в лоцмана поглубже.
– Не дай вам Бог, лоцман, – со
– Что вы! Что вы! Я же с вами плыву, значит, и ненавижу то, что вы.
– Хотелось бы знать, что именно, – настаивал старпом под одобрительным глазом капитана.
– Ну я вон то ненавижу, вон то, – ныл Кацман, указывая пальцем на то, что болталось неподалёку.
– Это мы действительно все ненавидим, – подтвердил Суер-Выер. – Кстати, боцман, когда вы уберёте это самое, что болтается? Меня давно интересует, долго ли оно ещё будет болтаться? Немедленно убрать!
Раздавая подзатыльники и матерясь на каждом шагу, боцман кинулся исполнять приказ капитана.
– А ещё я ненавижу вон то, – показал Кацман, – вон то, что к стенке прислонено.
– А стенку, – спросил капитан, – тоже ненавидите?
– Что вы, сэр! Стенку я очень даже уважаю, люблю, в ней много того, что заслуживает полного… а вот то, что прислонено, сильно ненавижу!
– Боцман! Ну вы закончили там? Отслоните прислонённое!
– А куда после деть?
– Это меня не касается. Сказано «отслонить» – отслоните немедленно и девайте куда хотите.
– Эй, Ковпак! – крикнул боцман проходящему кочегару. – Ну-ка давай, это самое, помоги! Хватайся вон за тот край, да полегче, это самое, заноси левее, дубина…
– Ну-с, лоцман, – сказал Суер, – это всё?
– Ой, что вы, кэп! Я ещё ненавижу всякое, какое высовывается! Ух! – И лоцман сжал кулаки с закипающей яростью. – Высовывается и высовывается!
Мы огляделись.
Да, вокруг нас многое, конечно, высовывалось. Но я считаю – терпимо; противно, нет слов, но можно и не впадать в такую ярость, нервы всё-таки, сосуды…
– Э, господин Чугайло, э… – сказал капитан. – Попрошу вас всё, что высовывается, загнать на место. Я не говорю уничтожить, просто загнать на место.
– Чего куда загонять, кэп? – сказал боцман, вытирая руки об штаны. – Вон то, что ль? Что высовывается?
– Желательно.
Боцман плюнул и чугунным своим сапогом стал заталкивать на место то, что высовывалось.
– Всё, что ль, запихнул? – раздражённо спросил он лоцмана.
– Не всё не всё, вон там ещё что-то торчит.
– Погодите, – сказал старпом, – это всего-навсего «торчит». Торчит, но не высовывается. То, что высовывается, это я и сам ненавижу, а то, что торчит, пускай себе торчит на здоровье.
– Нет-нет, – закапризничал лоцман, – запихните это или сломайте!
– Послушайте,
– Отставить! – приказал Суер, и в этот момент то, что боцман отслонил недавно от стенки, как-то крякнуло, покачнулось и медленно стало падать.
– Поберегись! – закричал Чугайло, и тут же всё, что раньше высовывалось, снова повыскакивало отовсюду, а что болталось, вылетело из-за угла, да ещё на какой-то палке, и снова стало болтаться, приплясывая.
Боцман не знал, куда кидаться. Он и падающее подхватывал, и топтал каблуком.
– Жалко боцмана, сэр, – крякнул Пахомыч. – Какой-никакой, а всё-таки боцман. Разрешите всё оставить по-старому.
– Это – мудрое решение, – согласился Суер. – Боцман, вы свободны.
«Лавр Георгиевич» спокойно продолжил своё плаванье, но вокруг нас, к сожалению, всегда что-то болталось, высовывалось и прислонялось к стенке.
Глава L. Вёдра и альбомы (Остров Гербарий)
Очередной остров, к которому мы подошли с пушечым салютом, остался поначалу нем.
Он не ответил на наш салют и тихо безмолвствовал, лёжа, как тюлень, в скользких волнах океана. Потом из берёзовой рощи выглянула какая-то бордовая харя, заросшая, как морж, тугими водорослями, крикнула: «Гербарий!» – и исчезла.
– Разнообразие, – сказал Суер, – вот чем поражает Великий Океан!
– Ну взять хоть бы этого гербария, – подхватил Кацман. – Ну как же это многообразно! Давайте бороздить океан и находить новое!
– Борозджение – дело серьёзное, – сказал старпом, – но наше – бессмысленно. Мы ничего не ищем.
– Эх, Старпомыч, – рассмеялся капитан, – зато многое находим! Подумаешь, ерунда: кто ищет, тот всегда найдёт. Он знает, что ищет, и находит это. Для меня эта пословица устарела. Я – ничего не ищу, я только нахожу!
– Извините, кэп, – сказал старпом, – но сейчас-то что мы нашли? Этот гербарий? Да это чушь!
– И мы её нашли? – спросил капитан.
– Нашли.
– Вот и чудесно! Мы можем проплыть мимо этого острова и оставить чушь за бортом, а можем и задуматься. Как-никак, а гербарий – это альбом засушенных растений.
– Лично мне нравятся засушенные рыбы в стиле вяленой воблы, – сказал Кацман.
– Интересно, нет ли на этом острове чего-нибудь подобного. Давайте маленько притормозим. Узнаем, что здесь, собственно, засушивают.
– Эй, на острове! – крикнул Пахомыч, изрядно притормозив ручным кабельстаном.
– Чего изволите? – высунулся всё тот же бордовый лик.
– Ну как вы тут? Засушиваете, что ли?
– Не всегда, – послышалось в ответ, – только если уж очень мокрые.
– А потом чего делаете?