Суер-Выер. Пергамент
Шрифт:
– Ну а что такого-то? – хлопал шампанским князь Серебряный. – Это со всяким может случиться! Житейский вопрос! Попробуйте! Сделайте предложение! Смелей!
Глава XCI. Мизинчик
Лоцман, Суер да и я, признаться, как-то слегка удивились, что старпом обскакал нас на повороте. Не знаю уж, о чём думали мои приятели, меня же в глубине души интересовало, какие детали у госпожи серебряные. Серебро на золоте, прямо скажу, меня всегда волновало, возбуждало и поднимало.
– А что вы любите на завтрак? – спрашивает. – Овсянку или яйцо?
– Молоко с пирожным!
– Ах! Ах! Парное или снятое?
– Перламутровое!
Короче, через пару минут всем стало ясно, что Лизушка Золотарёва готова вступить в брак с нашим старпомом, и Пахомыч смело мог готовить брачные чертоги, о которых давно уже мечтал.
Князь отвёл нас немного в сторону, чтоб не мешать их церемониям, но я отошёл не совсем, а так, наполовину.
– А это не опасно? – осторожно спрашивал князя Суер-Выер. – Не задавит ли в объятьях в прямом смысле слова?
– Да нет, что вы! – успокаивал князь. – Она же золотая и в постели, всё понимает. Ну, для обычного человека, может, чуть прохладна поначалу, но если этот металл разогреешь – о-го-го!
– Давайте прямо сейчас устроим помолвку! – воскликнул старпом. Он так растерялся, так заторопился, что прямо засуетился. И его, в сущности, можно было понять: и баба хорошая, видно, что добродушная, и груда золота! Чёрт подери! И детали серебряные потом поглядеть! И-эх! Я не то что позавидовал, но к бабам неравнодушен, особенно к золотым. Эх!
Объявили помолвку. Шампанское! Спичи! Соусы! Анахореты в сметане! Я не удержался да и ляпнул:
– Не пойму, что это: любовь к женщине или к золоту?
– Конечно, к женщине, – твёрдо отрубил Пахомыч. – А то, что она – золотая, моя судьбина.
– Ну тогда другое дело, – сказал я. – А то я думаю, на кой старпому столько золота, если он не может им воспользоваться?
– Как то есть? – спросил старпом.
– Но ведь вы не сможете перевести это золото в деньги, ничего не сможете на это золото купить, даже бутылку водки.
– Как то есть? – туго проворотил Пахомыч.
– Ну а так. Вы можете это золото только иметь и на него глядеть. Правильно я думаю, Лизушка?
– И ласкать, – смутилось симпатичное и доверчивое дитя.
– Как же так? – сказал старпом. – Неужели для своего любимого мужа ты не отломишь пальчик?
– Как то есть? – спросила теперь Лиза. – Пальчик?! Отломить?! Какой пальчик?
– Да вот хоть мизинчик.
– Мой мизинчик? Зачем?
– Ну, чтоб жить по-человечески: молоко перламутровое, ананасы, костюм, брюки!
– Боже мой! – воскликнула Лиза. – Я должна отломить пальчик, чтоб ты портки себе, старая галоша, покупал!
И она уже размахнулась, чтоб дать старпому оплеуху, но я успел крикнуть:
– Стой, Лиза! Стой!
Думаю, что в этот момент я спас старпому жизнь, золотая плюха прикончила бы его на месте.
– Пойдём скорей со мной, Лиза, – нагло сказал я. – Иди, я буду только любоваться.
– А ещё что? – спросила она капризно, вздёрнув губку.
– И ласкать, деточка. Конечно, ещё и ласкать.
Глава ХСII. Золотая любовь
И тут такое началось! Такое!
Ну, тот, кто ласкал золотых женщин, меня поймёт! Я оробел страшно, а тут ещё она сорвала платье – светопреставление!
Как быть???
Нет, не надо!
Ладно, я поехал на Таганку!
Нашатыря!
Всё это, прямо скажу, происходило в каком-то замке, в который она меня утащила. Я уже потом вышел на балкон, чтоб выпить кофий, и увидел своих друзей, стоящих там вдали около шампанского.
Хорошая, скромная девушка, ничего особенного, но золотая. И серебряные детали меня потрясли до глубины души. Дурацкая гордость, мне почему-то не хотелось показать, насколько я увлечён и потрясён ею, и небрежно так вёл себя, велел налить мне водки, разрезать помидор.
Разрезала, налила.
Вы думаете, это всё моя фантазия? Да какая там фантазия! Правда! Чистейшая! И все эти острова! И Лиза! И Суер! И Пахомыч, который стоял там сейчас около уже остатков шампанского! Какая же это жуткая правда! Весь пергамент правда! Весь! До единого слова.
Я только сказал:
– Прикройся, неловко.
И они правда глазели снизу на все эти её золотые и серебряные выкрутасы. И я глянул краем глаза, и снова бросил к чёрту кофий, рухнул на колени и потащил её с балкона внутрь спальни.
Спальни? Да! Это была спальня, чёрт меня подери!
И опять вышли на балкон – и снова вовнутрь.
И пошло – туда-сюда, туда-сюда. Кофий остыл. В конце концов я вяло валялся в полубудуаре, искренне сожалея, что я не бесконечен. Она так разогрелась, что просто обжигала плечиком, только грудь серебряная (небольшая) оставалась прохладной.
– Неужели ты и вправду хочешь МЕНЯ? – говорила Лизушка. – Другим только и нравится факт, что я – золотая.
– Ну золотая и золотая, – зевнул я. Устал, скажу вам, невероятно.
– Ты знаешь, – рассказывала Лиза, – они так хотят золота, что один дурак даже кувалдой меня по затылку ударил. Вначале всё шло хорошо, а после – бах! – кувалдой по затылку.
И она засмеялась.
– Но тут такой звон раздался, что не только князь Серебряный – сам золотой телец прискакал. Он сейчас уж здоровый бык – бодает направо и налево. Смеялись три дня!… Не понимаю только, ты-то с чего меня полюбил? За что? Неужели искренне?