Суер-Выер. Пергамент

Коваль Юрий Иосифович

Тремя главнейшими мачтами облик «Лавра», однако, не исчерпывался, и наш капитан сэр Суер-Выер, когда имел желание, добавлял к Фоку – Строт, ко Гроту – Эск, с Бизанью же устраивались ещё большие сложности.

Если капитан хотел кого-то наказать, он ссылал куда-нибудь на сенокос или на уборку картофеля именно за Бизань, а если этого ему казалось мало, ставил тогда за Бизанью дополнительную мачту – Рязань, а если уж не хватало и Рязани, ничего не поделаешь – Сызрань.

Высоту мачт с самого начала мы решили слегка ограничить, могли их,

конечно, удлинить, но до каких-то человеческих размеров, ну, короче, не до страто же сферы. Что до подводной части, тоже немного играли – туды-сюды, чтоб на рифы не нарваться. Вот почему ватерлиния всё время и скрипела. Ну да мы её смазывали сандаловым спиртом, мангаловым мылом, хамраями, шафраном и сельпо.

– Ну так что там Хренов? – спросил капитан. – Почему не видно его?

– Никак не может из-под Сызрани выбраться, – доложил старпом. – Дожди, дороги размыло, грязи по колено.

– Ну ладно, – сказал наш отходчивый капитан. – Разберите пока что Сызрань, а заодно и Рязань, только Бизань не трогать.

Матросы быстро выполнили все команды, и мичман Хренов оказался в кают-компании, весь в глине, небритый, в резиновых сапогах.

– А восемь тыщ они мне так и не отдали, – сказал он неизвестно про кого, но, наверно, про кого-то под Сызранью.

Глава LXXXIII. Некоторые прерогативы боцмана Чугайло

После острова особых веселий капитан наш ни за что не хотел открывать ничего нового.

– Утомление открывателя, – объяснял он, полулёжа в креслах. – Повременим, передохнём, поплаваем вольно.

Но поплавать вольно нам особенно не удавалось, потому что всё время мы натыкались на острова самые разнообразные, как в прямом, так и в переносном смысле.

Ну вот, скажем, в прямом смысле наткнулись мы на остров, на котором двигательную любовную энергию превращали в электрическую.

– Это что ж, половую, что ли? – спросил вдруг тогда боцман Чугайло.

– Да что вы, ей-богу, боцман, – недовольно прервал старпом. – Сказано двигательную любовную – и хорош!

Да, так вот у каждого домика там, на этом острове стоял врытый электрический столб, на котором висел фонарь. Кой-где фонарики светились вовсю, где тускло мерцали, а где и не горели вовсе.

– Это уж такой практицизм, что дальше некуда, – неудовольствовал сэр Суер-Выер. – Нет для них ничего святого. Не стану открывать этот остров.

– Но всё-таки, капитан, – допытывался изящный в эту минуту лоцман, – если б вы открыли остров, то в какой бы домик вошли?

– Где фонари горят! – влез неожиданно боцман Чугайло. – Чтоб горели ярче! Люблю свет! Долой тьму!

– Боцман! – прикрикнул старпом. – Замри!

– Да нет, мне просто интересно, – оправдывался Чугайло, – как они её превращают, системой блоков или приводными ремнями?

– А я бы пошёл туда, где не горит, – внезапно сказал мичман Хренов.

– Это ещё почему же? – спросил Суер, недовольный, кажется, тем, что слишком рано вызвал мичмана из-под Сызрани.

– Объясняю,

кэп, – с некоторой фамильярностью сказал мичман. – Там, где не горит, там скорей всего выпивают. Выпили бы по маленькой и фонарик зажгли.

– Эх, молодость, – отвечал на это сэр Суер-Выер. – Как для вас всё просто, всё ясно. А ведь настоящая любовь должна мерцать… манить издали, внезапно загораться и снова тлеть, то казаться несбыточной, то ясной и доступной… как светлячок… звёздочка… бабочка…

Сэр Суер-Выер слегка размечтался, в глазах его появилось было… впрочем, ничему особенному появиться он не позволил.

– Остров открывать не будем, – твёрдо сказал он. – Я вовсе не уверен, что мы кому-нибудь там нужны. Да нас просто-напросто и на порог не пустят. Полный вперёд!

– Эх, жалко! – плюнул боцман. – А мне так хотелось ну хоть бы часть своей половой энергии превратить в электрическую.

А потом попался нам остров ведомых Уем. И мы даже вначале не поняли, что это за такое?!?!

Вошли в бухту, шарахнули по песку салютом, вдруг – на берег вылетают с десяток непонятных каких-то фигур. Вроде люди как люди, а впереди у них что-то вроде пушки на колёсах приделано.

– Вы кто такие? – они орут. – Откуда?

– А вы-то кто? – боцман в ответ орёт.

– А мы – ведомые Уем.

– Чего-чего? – говорит боцман. – Ничего не ясно! А это что за штука, впереди-то у вас приделана?

– А это и есть – Уй! – островитяне орут. – Куда прикажет – туда и бежим.

– Неужто удержаться не можете?

– Не можем.

– Капитан, – недовольно сказал тут лоцман, – почему вы отдали боцману прерогативу разговора с этими ведомыми Уем?

– Да пусть берёт себе эту прерогативу, – сказал капитан. – Мне ещё только этой прерогативы не хватало.

– Эй, ребята, – орал по-прежнему боцман, держа свою прерогативу. – А почему Уй-то ваш вроде пушки?

– Да как почему? Стреляет!

Тут какой-то из Уев на берегу заволновался, куда-то нацелился, и вдруг все островитяне унеслись вскачь, ведомые своими Уями.

– Уй-ю-юй! – кричали они.

Всё это напомнило мне весенний московский ипподром, гонку орловских рысаков на таратайках.

Короче, и этот остров сэр Суер-Выер решил не открывать.

– Не понимаю, в чём дело, сэр, – сказал я. – Я бы всё-таки открыл этот островок, немного пообщался с туземцами.

– Тебе-то это зачем?

– В интересах пергамента. Всё-таки остров ведомых Уем, это могло бы привлечь к пергаменту внимание прессы и пристальный общественный интерес.

– А вдруг да под прицелом этих чудовищ окажется кто-нибудь из экипажа или, не дай Бог, сам фрегат, разнесут же в щепки своими Уями.

– Да что вы говорите! Помилуйте, сэр! Фрегат вряд ли может быть предметом любопытства такого рода.

– Кто знает, друг – ответствовал капитан. – Я всё должен предусмотреть. Лично я встречал человека, которого приводила в неистовство выхлопная труба немецкого автокара «Мерседес-Бенц».