Суета вокруг барана
Шрифт:
– - А материально?
– - Что материально? Нормально живу, как народ живет, так и я.
– - Сколько тебе за работу платят?
– - Семьдесят шесть рублей сорок копеек. И еще по договору мне ноги и голова переходят от каждого зарезанного барана.
– - Не густо. А семья у тебя есть?
– - Как же без семьи. Жена есть и сын.
– - Жена работает?
– - Нет. Надо сына воспитывать, дома убирать, еду готовить... За скотиной надо ухаживать... Некогда ей работать.
– - Так вам же на троих этих денег
– - Почему не едим?
– - Ну, на твою зарплату особенно не разбежишься.
– - Причем тут зарплата. Когда шкуру снимаю, нож немного повернется, кусок хорошего мяса есть. Еще раз повернется, когда ноги режу. Сколько надо, столько раз и повернется.
– - Интересно... И много ты, это самое... берешь?
– - Много - мало... Нет же такой меры. Много или мало - для каждого по - другому получается. У меня семья три человека, мне три килограмма в день мяса нужно. Я три килограмма и беру.
Такого Лисенко слышать еще не приходилось. Обычно, если человек воровал, он стеснялся об этом говорить или, что случалось реже - хвастался своими подвигами. А Урюбджур не стеснялся и не хвастался. Он вроде бы даже и не воровал. Он брал. И это было для него так же просто, как, скажем, умываться по утрам, или скакать на лошади. И у Лисенко как-то язык не поворачивался заговорить о воровстве.
– - А почему больше не берешь?
– спросил он.
– - Зачем мне больше, больше мы за день не скушаем.
– - Продать можно. Деньги будут.
– - Нет, - не согласился Урюбджур.
– Продать не могу. Это нехорошо будет, неправильно.
– - А голову и ноги - это все продаешь?
– - Зачем продавать, - Урюбджур с удивлением посмотрел на Лисенко, который сказал, по его мнению, явную ересь.
– Они ведь мне не нужны и ничего мне не стоили. Так отдаю, кому нужно тот берет.
– - Да, устроился ты неплохо, но я все равно не понимаю, как вы концы с концами сводите. Твоей зарплаты ведь, наверно, только на хлеб и хватает?
– - Хлеб мы не покупаем.
– - Где же вы его берете?
– - Сами делаем.
– - Как это сами...
– - Ты что, не знаешь, как хлеб делают?
– Урюбджур подозрительно посмотрел на Лисенко, пытаясь понять, не издевается ли тот.
– - Ну-у-у, - довольно нечленораздельно протянул Лисенко, который искреннее не мог понять, как можно прожить втроем на зарплату в семьдесят шесть рублей сорок копеек, даже если мясо дармовое, да еще быть довольным такой жизнью.
– - Ладно, сейчас расскажу. Значит, как созреет урожай, я беру лошадь, еду на ток, насыпаю шесть мешков зерна и везу домой. Потом везу зерно на мельницу, и из него делают муку. А из муки жена печет хлеб. Вот так, все очень просто.
– - Действительно просто, - согласился Лисенко.
– А зерно, конечно, колхозное?
– - Да, наше зерно.
– - А почему только шесть мешков?
– допытывался Лисенко.
–
– - Так мне больше не надо, - пытался втолковать собеседнику простую истину Урюбджур.
– Шесть мешков мне как раз до нового урожая хватает. Если я возьму лишний мешок, то куда я его дену?
– задал он в свою очередь каверзный вопрос.
– - Можно продать, - сразу нашелся Лисенко.
– И будут у тебя деньги.
– - Ты самых простых вещей не понимаешь, - пожалел собеседника Урюбджур.
– - Не понимаю, - развел руками Лисенко, - Я знаю что больше, это всегда больше чем меньше.
– - Значит, мало выпил. Давай еще раз выпьем, - предложил Урюбджур.
Лисенко налил по полстопки, приходилось экономить. Выпили и эту малость.
– - Теперь понял?
– - Все равно не понял. Давай откровенно: ты ведь воруешь - наконец решился Лисенко.
– И мясо, и хлеб этот... Так не все ли равно, сколько ты украл?
– - Так я и думал, что ты не понимаешь, - огорчился Урюбджур.
– Я не ворую, я беру.
– - Не вижу разницы.
– - Как это не видишь? Брать можно только для себя, - стал объяснять Урюбджур.
– Если очень надо. Понимаешь, если тебе что-то необходимо для существования, то можно взять. А на продажу брать нельзя. Вот это уже будет воровство.
– - Почему же, если берешь для себя, это не считается воровством?
– добивался Лисенко.
– Ведь все равно чужое берешь.
– - Не чужое я беру, а наше, колхозное или государственное, - старательно пытался ему втолковать простую истину Урюбджур.
– Чужого я ни одного зернышка никогда не возьму.
– - А колхозное или государственное брать, по-твоему, можно?
– - Видишь. какое дело, - весьма охотно стал объяснять Урюбджур.
– Это же наше общественное добро. А в обществе все взаимно связано. Все мы зависим друг от друга, зависим от труда каждого из нас. Я произвожу для общества определенную работу. В свою очередь, я же пользуюсь трудом других.
– - Берешь шесть мешков зерна?
– - Совершенно верно, беру шесть мешков зерна.
– - Но за свой труд ты получаешь зарплату. На нее должен покупать все, что тебе нужно.
– - Ты что, думаешь, что на зарплату в семьдесят шесть рублей сорок копеек могут прожить три человека?
– удивился его наивности Урюбджур.
– - Да нет, я так не думаю.
– - Так ведь люди, которые назначили такую зарплату не дурней нас с тобой. Они же исключительно умные. Министры! Соображалка у них очень сильно работает.
– - Лисенко вообще-то не был уверен, что все министры люди исключительно умные, но спорить не стал:
– - И что они, по-твоему, соображают?
– - Они соображают, что если у человека маленькая зарплата, то все, что ему недостает, он может взять в другом месте.