Суфлёр
Шрифт:
– Я не сомневаюсь, ты отработаешь его участие в твоей судьбе.
– Если то, что я делаю сейчас, хотя бы частично покрывает ставку, которую на меня сделал мой неожиданный благодетель, то я доволен и готов работать на любых условиях.
Инесса придвинулась ко мне совсем близко.
– Растрогал бедную девочку, - шепнула она и приступила к существенной, как я посчитал, части нашей романтической программы. Инесса одну за другой расстегнула пуговицы на моей рубашке и, нежно раздвинув ее полы, дотронулась до моей груди и нежно поцеловала. Я расслабился. Но все прекратилось, едва начавшись. Она отпрянула от меня и, подойдя к бару, налила себе виски.
– Прости меня, я не готова сегодня, – игриво извинилась она, осушив стакан до дна.
Я не хотел уступать. Подойдя, я обнял ее и попытался поцеловать.
– Мне не семнадцать лет. Чрезмерная настойчивость обернется окончательным отказом. Я не готова… - повторила она.
– Ты меня тоже прости, - оскорбился я. – на меня плохо действуют частые перепады давления. От них болит голова. Прости, что не могу тебя проводить. Всего доброго.
– Да. Так будет лучше. До свидания! – бросила она на прощание и направилась к двери. – Не обижайся!
Она вышла и дверь моей квартиры захлопнулась.
– Вот стерва! – плюнул я от горечи и налил себе виски в ее стакан. – Сама не знает. Чего хочет! Мои яйца тебе этого не простят.
Я быстро забыл о своем фиаско на фронте Казановы и вспомнил о сынишке. Зачем Лорду понадобилась деза с фотографией? Что это – угроза? Чего от меня потребуют? Инесса не очень-то жалует «карлика». Что-то знает, пытается намекнуть. Но не открывается до конца. Куда я все-таки вляпался? Виски меня успокоил.
Глава 21. Купила мама конека…
Скандалы на главных телеканалах вспыхивали и гасли, как перед падением большого астероида на маленькую планету.
В «Останкино» творилось что-то неладное. Это можно было назвать хаосом, если бы им кто-то не управлял. Казалось, хаос и являлся приоритетной целью, после которой либо катастрофа, либо новый порядок.
Пара репортеров заперлась в кабинете, объявив голодовку и пригрозив самосожжением за незаконное увольнение и невыплату гонораров. Эту парочку вывели, применив силу. Еще один выбросился из окна женского туалета, когда узнал, что его дочь, заявившая в милицию об инцесте, на самом деле не его дочь. Что расстроило извращенца больше – заявление в милицию или запоздавшая весть о мнимом родстве – так и осталось загадкой, размазанной на асфальте. Другой, будучи геем, вследствие давней паранойи обзавелся травматическим пистолетом, зафиксировал его на проходной как реквизит и застрелил в лифте своего преследователя – им оказался впервые оказавшийся в телецентре чиновник из антимонопольного комитета. Следователям убийца объяснил, что мужчина пытался к нему приставать. Признавшись в убийстве, он настаивал на том, что он не гей. Его показания мог подтвердить любой стриптизер в «Красной шапочки» на Тверской, а не только бывшие танцоры, которых он устроил на работу.
Кризис разорил половину телезвезд. Особенно тех, кто не достроил себе дворцы и перебирал харчами, перепрыгивая с одного канала на другой. Их заменяли «мостодонты», менее привередливые, более эрудированные, не менее узнаваемые. Такие как Дибров. На радостях от возрождения в эфире Дима в очередной раз объявил, что его использовали и признал себя вечным холостяком. Затем снова женился. Но интриги не добавил, хоть и венчался, а новая супруга забеременела. Были дела поважнее, хотя что может быть важнее молодости, красоты и детей…
Глянец просел. Гламур умер. Люди устали от грязи. От пошлости. От лжи. Они могли смотреть на немногих. Многие их раздражали. Редкое слово могло до них достучаться. Редкий человек способен был его произнести… И совсем никто не способен был объяснить матерям, почему гибнут их дети, и кто в этом виноват.
Война, которой никто не объявлял, на самом деле шла, и забытые цинковые гробы сотнями, тысячами грузили на «вертушки» и транспортные самолеты. Правительство пыталось дистанцироваться, долго не позволяло втягивать страну в бойню, но теперь ему не везло. Против него работала мощная система, обладающая колоссальным финансовым и информационным ресурсом. И одолеть ее можно было только всем миром.
Самым циркулируемым слухом в «Останкино» являлась информация об исчезновении Фридмана. Его официальная супруга Дарья Доева, управляющая рекламой и производством, оставшись без связи и поддержки, впала в депрессию и умотала на дачу. Поговаривали, что ей кто-то угрожает. Когда компетентные органы задали этот вопрос Лорду, он ответил, что он вовсе не такой… На этом допрос закончился.
Авторитетная телеакадемия приказала долго жить в силу полного разброда и раздрая, аналогичного конфликту в союзе кинематографистов. Там бывший глава кинодеятелей приватизировал мираточащую луковицу и заявил, что только он один правильно крестится. Новоявленный босс приказал своим сторонникам проигнорировать Московский кинофестиваль и новый съезд, байкотировать премию «Белый орел» и суд, признавший его нелигитимным, а главное - отобрать у старого главы союза печать, счета и Оскара. Сам Оскар остался глух к распрям, но согласился рассматривать себя в виде оружия дуэли. Секундантом старого главы, который говорил, что нового главу подставили темные силы, стал агент национальной безопасности, а нового, который на самом деле был старше старого – агент 007. Агенты ФСБ, спецназ ГРУ, структуры СВР, воссозданный СОБР и другие силовики самоустранились. Они были заняты реальной войной.
А тут, как всегда, пир во время чумы… «Тэфи» подвергли унизительной обструкции в угоду новой премии, номинации которой сортировали не специалисты, а только зрительские рейтинги. Организаторы назвали приз «Дерби». Скаковая лошадь, выпрыгивающая из экрана. Статуэтку изготовили из золота, рамка экрана и грива скакуна были платиновыми. Вместо зрачков сверкали бриллианты из республики Саха.
Декораторы украсили сцену массивными металлическими звездами. Художники по свету создали иллюзию звездопада на фоне ночного небосклона. Ведущие появлялись из «чрева» Останкинской башни, напоминающей ракету с первым космонавтом.
Публика на церемонию собралась взыскательная: кумиры эстрады, мэтры телевидения, деятели искусств, известные режиссеры, актеры, роскошные теледивы и их продюсеры, поп-идолы, которых попросили занять сцену в перерывах между вручениями, журналисты и политики, словом, весь цвет.
Из Англии выписали Боя Джорджа, что прибавило скандальности, учитывая его постоянные приводы под конвоем констеблей в лондонский Скотланд-Ярд. Персона автора сингла «Ви шел ту ми фром хард» была призвана усладить вкусы как бывших зеков, так и действующих геев. Цветы вручали всевозможные мисс от « топ-файва» конкурса красоты «Мисс Россия» до «ферст фо» «Мисс Вселенной». Здесь была и моя хорошая знакомая обольстительная Вера Красова, девушка мечты, достойная уважения, моего в частности. Не за то, что гордилась своим статусом, что теперь вела шоу в парном конферансе с Иваном Ургантом. Это нормально. Именно я первым посоветовал Вере периодически «включать надменную». Но уважал я ее за то, что она, не взирая на ухаживания толстосумов, оставалась верна своей первой любви – скромному суши-повару, с которым не желала расставаться ни за какие коврижки. Правда, я не имел возможности отследить поведение красотки в момент ее алкогольного опьянения. Может, зря я идеализирую людей…
Наступил черед номинации «Лучший ведущий общественно-политической программы». На сцену поднялся рабочий завода «Красный пролетарий» и прядильщица с Ивановской мануфактуры. Им выпала честь объявить народных любимцев. Зал замер, уставившись на экран.
Прядильщица объявила трех номинантов: Соловьев, Заречная, Максимов. Недосягаемый столп профессионализма и пара относительных новичков высшего медиа-эшелона. Чье же имя в конверте? Конверт в руках у прядильщицы. Она хлопает глазами и запинается. Нелепость ее наряда уже никого не волнует. Главным условием шоу объявили народность, искренность, правду. Все приходят в своем. Никаких гримеров и визажистов. Народ устал. Народ хочет видеть реальных людей, а не постановочный фольклор.