Сухая, тихая война
Шрифт:
Марек был прав, называя себя сопляком. И он, и его шайка - не солдаты, а надсмотрщики. Таких берут, чтобы держать в подчинении солдатскую массу.
– Что за черт?
– спросил Марек.
Да, он кое-что заметил, но не успел ничего понять - моя техника совершеннее, чем у него. Вернее, он понял то, для чего не требовалось сверхмощных компьютеров. И в этот момент все изменилось. И От меня уже ничего не зависело.
– Э, разрушитель неба, да ты, я гляжу, большая шишка!
– криво улыбнулся Марек, блеснув диагональю ровнейших, чистейших
– Из тех, от кого там, в будущем, кое-что зависит, я угадал? Сейчас - твое время, и глупостей тут ты делать не станешь, чтобы потом не оказаться в большом-большом дерьме.
– Зря ты на это рассчитываешь, - проговорил я.
– Это ты зря на что-то рассчитываешь.
– В его голосе прибавилось наглости.
– И чего я так разволновался? Ведь что захочу, то с тобой и сделаю.
Я тоже ухмыльнулся, но ничего не сказал.
– Топай в гостиницу, сделай чего-нибудь пожрать, - приказал Марек Бекс.
– Я буду ждать в сорок пятом номере, поняла, малютка?
– Да я лучше…
– Не спорь.
– Это прозвучало, пожалуй, слишком -резко, я даже собственного голоса не узнал. Но слова были мои, и голос я через секунду вспомнил. Мой. Но из очень далекого будущего.
От негодования Бекс поперхнулась воздухом, но опустила голову и двинулась к выходу.
– Бекс, - смягчил я тон, - принеси этому человеку еды. Я повернулся к Мареку:
– Если что-нибудь сделаешь ей, я на все плюну. Ты понял? Я перестану сдерживаться.
Улыбочка Марека растянулась. Он медленно, нарочито медленно похлопал меня по щеке. Потом добавил настоящую пощечину, не слабую - у меня даже голова мотнулась и кровь потекла с рассеченной губы. Но мне, конечно, не было больно.
– Не дрейфь, разрушитель неба, - процедил он.
– Я всегда знаю, когда и где надо остановиться.
Он повернулся и вышел, и вслед за ним убралась халандана, забыв на столе дозу и шприц. А Бекс смотрела на меня. Мне же не хотелось встречаться с ней взглядом. Бекс мизинцем стерла кровь с моего подбородка.
– Наверное, мне лучше уйти, - сказала она. Я промолчал.
Она взмахнула рыжими кудрями и вышла. Я не смотрел ей вслед.
Из меня высосали сердце,
Оставили только черную дырку,
Ты не сможешь меня заколоть…
– Полковник Боун, готовы предварительные расчеты по сектору одиннадцать-шестьдесят восемь. Там пятьдесят шесть цивилизаций первого класса и сто семьдесят перспективных планет в первой или второй стадии формирования разумного общества…
– Пятьдесят шесть, сто семьдесят. Понял. Дальше.
– Полковник, мы в состоянии эвакуировать половину населения за тридцать шесть часов…
– Беженцев придется защищать в надпространстве. Мы гарантированно потеряем сорок процентов личного состава.
– Так точно, сэр. Но можно спасти хотя бы правительства…
– Отставить, солдат. Это исключено.
– Сэр?
– Исключено.
Сколько их, мертвых? Миллионы и миллионы. Но ведь самому времени пришел конец, и что им оставалось? Только погибнуть. Погибнуть, чтобы они - то есть мы, существовавшие на всем протяжении времен, - могли жить. Однако те цивилизации ни о чем не подозревали. Те разумные существа ни о чем не подозревали. Пускай время истекает для всех, но ты все равно любишь жизнь, и умирать тебе ничуть не легче, чем любому другому в любое другое время. Особенно тяжело умирать ни за что. А ведь те, кого мы бросали на произвол судьбы, умирали ни за что…
Снаружи гулял порывистый ветер. От пыли солнце было красным, назревал вечерний ураган. Я закрыл склеры жесткими прозрачными щитками и под неистово рычащим ветром принес домой свои покупки.
В ту ночь сквозь покровы пыли и редкого дождя, в самый разгар бури ко мне пришла Бекс. Она не сказала ни слова, и я тоже молчал, когда усаживал ее в кухне и перевязывал ей раны. Ее старик скрипел зубами, сжимал кулаки и смотрел, а сделать ничего не мог.
– Этот человек… - У Ферли Бекстона сорвался голос.
– Он…
– Я хотела завладеть дубинкой, - глухо отвечала Бекс.
– Он ее забыл на столике у двери. Раз никто, даже Генри, ничего делать не собирается, я решила… Если не я, тогда кто?..
Ссадины на лице были пустяковые, но она крепко сжимала колени и держала на животе ладони. На платье темнели следы рвоты.
– А у дубинки - сигнальное устройство…
– Тебе больно?
– спросил я.
Она опустила голову и медленно выпрямила ноги.
– Он меня схватил и - дубинкой… Но не на полную мощность. Сказал, что не хочет меня на всю жизнь калечить.
Прибережет «на потом». Так и сказал.
– Казалось, ее голос доносится откуда-то издалека. Она закрыла лицо ладонями.
– Воткнул мне дубинку…
Потом задышала глубоко и прерывисто, и заставила себя взглянуть мне в лицо.
– Ну, - сказала она, - что дальше?
Я уложил ее на кровать, а старик сел рядом на кресло - дежурить, сколько сил хватит. Защитить дочь он не мог, но я знал: понадобится - Ферли жизнь за нее отдаст. В это я верил так же твердо, как и в то, что сейчас над моей родной пустыней поднимаются, постепенно расходясь, два солнца.
Все изменилось. Необратимо.
– Бекс… - Я прикоснулся к ее лбу, к нежной загорелой коже.
– Бекс, в будущем мы победили. Правда, это была очень важная победа. Потому-то мы с тобой сейчас здесь. Потому-то все сейчас там, где им положено быть.
Глаза у нее были уже закрыты. Я надеялся, что она действительно уснула.
– Нужно кое-что уладить здесь, а потом я все поправлю там, - прошептал я.
– Вернусь в будущее и все поправлю.
Между первым и вторым восходами я добрался до Гейделя. Буря сходила на нет, красные лучи Хемингуэя подсвечивали оседающую пыль. Я стоял в сумрачном фойе «Бекстер-отеля». Ждал.